О наступлении мы узнали днём 19 ноября. В этот день я поехал с секретарём горкома партии на левый берег, в штаб фронта к товарищу Чуянову, чтобы окончательно разрешить вопрос об эвакуации. Официально эвакуация еще не была отменена, но она сама по себе уже замерла. На Волге появилось сало, начинался ледоход — трудно было перебрасывать народ на левый берег, да и казалось, что это уже не к чему.
Только мы вошли в блиндаж члена Военного Совета и стали излагать ему свои доводы, как раздался телефонный звонок. Разговаривая по телефону, товарищ Чуянов лукаво поглядывал на нас. Положив трубку, он улыбнулся и сказал:
— Кстати приехали. Звонил товарищ Хрущев; предупреждает, чтобы к завтрашнему дню готовились создавать органы советской власти в освобождённых районах. Подбирайте людей и сегодня же ночью посылайте в Светлый Яр.
Об эвакуации говорить больше нечего было. Узнав, что на севере от Сталинграда наступление уже началось, мы с Пиксиным почти выбежали из блиндажа, торопясь вернуться к себе на правый берег. На другой день утром загремела канонада к югу от Сталинграда — пошёл в наступление Толбухин.
Я вспомнил, конечно, удивившие меня слова знакомого генерала о том, что войска Толбухина первые выйдут к вокзалу. Но Толбухин наступал на запад, уходил от вокзала всё дальше и дальше, что видно было по тем пунктам, в которые мы посылали советских и партийных работников.
Сначала нам трудно было представить всю грандиозность замысла товарища Сталина, а потом поразила точность, с какой этот замысел выполнялся: ведь Толбухин все-таки действительно вышел к вокзалу, хотя и совсем не с той стороны, с какой я думал.
Рейс с баржей
К. Емельянов
В первых числах ноября к небольшому домику в Тумаке, где размещалась оперативная группа пароходства и технического участка пути, подъехала легковая машина. Это приехал к нам подполковник Ткаченко. Он собрал нас всех и сказал:
— Товарищи речники! Вы уже неплохо поработали, но теперь этого недостаточно. К нам предъявлены большие требования. Нужно перевозить еще больше людей и боеприпасов.
Товарищ Ткаченко остался в Тумаке. Он организовывал работу флота на переправах… Небольшие баркасы «Спартаковец», «Пугачёв», № 2 и «Эрик» всё время находились в плавании. 18 ноября мы поставили рекорд по подвозке боеприпасов, продовольствия и бойцов в Сталинград. Товарищ Ткаченко был доволен. Он благодарил нас от имени командования.
— Товарищ Ткаченко! А этот рекорд можно перекрыть, — сказал я ему.
— Каким образом? Ведь флота у вас больше нет? И получить нам его неоткуда.
— В Куропатке имеется брошенная металлическая баржа. В мирное время нам никто не позволил бы возить грузы на такой барже, а теперь надо попробовать. Дайте только приказание, чтобы баржу доставили в Тумак, — сказал я.
Ткаченко сразу же со мной согласился.
В корпусе баржи оказалось много пробоин. Немцы ещё в августе бомбили её. Рулевое управление и рубка сгорели. Но, несмотря на это, баржу ещё можно было использовать. В мое распоряжение было передано сто сапёров. За несколько часов на барже были заделаны пробоины, восстановлено рулевое управление, заменены подшипники, исправлена цепь.
Вести баржу было поручено мне.
20 ноября я поставил её под погрузку. Грузились ящики с боеприпасами, орудия, продовольствие; кроме того, мы должны были взять с собой людей.
В доме, где работал Ткаченко, стояла очередь из полковников и генералов. Каждый из них доказывал, что ему необходимо именно сегодня во что бы то ни стало быть в Сталинграде. Желающих попасть на баржу оказалось столько, что возле неё пришлось поставить заградотряд. Однако некоторые особенно прыткие прорвались все-таки. Они с разбега прыгали в баржу.
Было решено взять с собой не больше шестисот человек. Я боялся посадить баржу на мель.
У Сталинграда острова разделяют Волгу на два рукава. Правый рукав — это коренная, глубокая Волга, левый же рукав — воложка, Куропатка. Обычно эта воложка судоходна только в период весеннего половодья. В конце июля движение по ней уже закрывалось. До войны выдвигался проект перекрыть Куропатку, чтобы коренная Волга не ушла в неё. Хорошо, что этот проект не был осуществлён. В дни обороны Сталинграда Куропатка очень пригодилась. По основному руслу плавать было нельзя. Куропатка стала основной дорогой. И так как в то лето обильно шли дожди, воды в воложке было много. До ноября по воложке проходили большие пароходы, но в ноябре она начала мелеть. Надо было всё время получать сведения о горизонтах и глубинах; иначе можно было посадить судно на мель в зоне обстрела противника.