Выше уже отмечалось, что руководство этими подразделениями возлагалось на Гейдриха. Он, кстати, наметил протащить через карательные акции многих высокопоставленных эсэсовцев, которых считал белоручками и «интеллигентами». Сотрудников центрального аппарата управления безопасности, кабинетных работников. Под предлогом, чтобы личный состав «не огрубел», включал и женщин – по 10–15 машинисток, канцелярских служащих. Надо сказать, что Гейдрих добился своего. «Интеллигенты» привыкали, превращались в циничных и матерых палачей. Из аккуратненьких фрау и фройляйн, скромненько стучавших на пишущих машинках в берлинских кабинетах, получались знаменитые эсэсовские «суки».
Каким образом должны осуществляться казни, Гейдрих расписал в подробных инструкциях. Оговаривалось, что перед расстрелом обреченные должны сдавать золото, ценные вещи, снимать одежду и обувь. Все имущество предписывалось отправлять в административно-хозяйственную службу СС для передачи в финансовое управление рейха. Хотя понятие «коммунистических активистов» оказывалось слишком расплывчатым. Если брать только членов партии, получалось маловато. А советскую иерархию немцы знали плохо, путались в ней. Для организации репрессий привлекали местных старост, бургомистров, полицаев. Они строчили доносы абы выслужиться, сводили личные счеты. К «активистам» причисляли депутатов захудалых сельсоветов, колхозных бригадиров и прочее мелкое начальство. Хватали «семьи красных командиров» – а в СССР в категорию «командиров» входили даже сержанты. Для количества добавляли комсомольских активистов, стахановцев – обычных рабочих или крестьян, удостоенных этого звания за перевыполнение трудовых нормативов.
В материалах Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков сохранились тысячи свидетельств, одно ужаснее другого. Очевидцами выступали военные, выходившие из окружения, бежавшие из плена, жители населенных пунктов, освобожденных в ходе контрнаступлений. Рассказывали о кошмарах Львова – как во дворе забитой узниками тюрьмы сотни людей были расстреляны или заколоты штыками. Рассказывали о лагере заложников под Минском: сюда притаскивали совершенно случайных граждан, задержанных в облавах, и так же, случайным образом, забирали их на смерть.
Спасшиеся окруженцы описывали «жен красных командиров», казненных под Белостоком, – нагие и изуродованные женские трупы были насажены на колья. В Бахмаче согнали в станционный склад триста «стахановок» с детьми и сожгли заживо. Под Ленинградом гитлеровцы использовали женщин и детей в качестве живого щита. Вели их перед собой в атаках возле городка Добруша, возле совхоза «Выборы». А похожие друг на друга свидетельства о нескольких десятках жителей, перебитых в том или ином селе, стекались со всех фронтов.
С этими расправами соединилось «окончательное решение еврейского вопроса». Этот новый «фронт работ» айнзатцкомандам добавили в июле. По примеру Польши советских евреев начали собирать в гетто. Здесь им предстояло подождать, когда настанет их черед. Айнзатцкоманды разрабатывали оптимальные маршруты своего передвижения, от города к городу. Прибыв на новое место, намечали подходящие места для акций. Чаще всего – противотанковые рвы, их понарыли много. Евреям объявляли – их будут куда-то перевозить, разрешали взять самое ценное имущество. Но привозили или приводили к месту расправы.
Постепенно вырабатывались наиболее удобные методы. Я. Карпук, очевидец казней под Ровно, описывал: «Я не раз видел, как гитлеровцы уничтожали советских граждан – украинцев, русских, поляков, евреев. Происходило это обычно так: немецкие палачи привозили к месту расправы обреченных, приказывали раздеваться донага и ложиться в яму лицом вниз. По лежащим гитлеровцы стреляли из автоматов в затылок, потом на трупы расстрелянных таким же образом клали второй слой людей и умерщвляли их, затем третий – до тех пор, пока яма не наполнялась. После этого трупы обливались хлорной известью и засыпались землей».
Аналогичным образом истребляли людей в Белостоке, Пинске, Житомире, Бердичеве, Замостье, десятках других городов. Конечно, 4 тыс. палачей никак не хватило бы для умерщвления миллионов обреченных. Но айнзатцкоманды выступали организующими центрами. А для непосредственного исполнения привлекали полицаев, подразделения армии. В Белоруссию специально для массовых казней привезли 8 литовских и 1 украинский полицейские батальоны. Использовали даже еврейскую полицию. Так, отряду из Вильнюсского гетто было поручено умертвить 1,5 тыс. соплеменников в Ошмянах. Начальник еврейской полиции Яков Генс согласился, но принялся торговаться с немцами и уломал их сократить количество. Ему позволили не убивать женщин и детей, а только стариков. Потом Генс оправдывался – старики все равно скоро умерли бы, так что и преступления серьезного не было.