Между тем гитлеровцы выкатили из-за угла два орудия и открыли стрельбу прямой наводкой. Снаряды со свистом впивались в дрожащую стену, оставляя в ней красные, точно свежие раны, пробоины. Штукатурка кусками валилась на пол. Дым лез в глаза, вызывая обильные слезы.
Немцы пристрелялись, и снаряды стали залетать в оконные проемы. Взрывная волна отбросила Брысина к стене и ударила головой о какой-то выступ. Сгоряча он не почувствовал боли. Вскочил на ноги и приказал саперам спуститься в подвальное помещение, чтобы переждать там артиллерийский обстрел.
Когда орудия смолкли, саперы снова заняли свои места. Они увидели, как невдалеке появился немец. Он ползком пробирался между каменными глыбами, разбросанными на мостовой. За ним показался еще один, еще и еще… Наши бойцы не подавали ни малейшего признака жизни. Гитлеровцы осмелели совсем. Они поднялись, перебежали улицу и расселись у противоположного дома.
Копцов впервые увидел так близко настоящего, живого врага. Сердце его забилось.
Облюбовав одного гитлеровца, он долго и судорожно в него целился. Потом спокойно спустил курок. Копцова охватила гордость от сознания того, что именно от его пули падал с искаженным лицом фашист на землю, которую он пришел завоевывать.
— Один! — сказал он вслух и перезарядил винтовку.
Чем больше он стрелял, тем больше ощущал уверенность в себе и в своих товарищах. Он не знал, сколько времени придется вести бой в этих развалинах, но твердо решил, что будет держаться столько, сколько нужно.
Однако силы с той и другой стороны были далеко не равные. Гитлеровцам, несмотря на потери, удалось прорваться к дому. Саперы, отстреливаясь, отошли на второй этаж и забаррикадировались.
— Рус, сдавайс! — кричали немцы снизу. — Мы дадим вам жизнь. Рус, сдавайс!
Саперы швырнули в ответ несколько гранат. Немцы выскочили из подъезда, но ненадолго. Минут через пять они вернулись назад, заложили под лестницу взрывчатку и взорвали. Целый лестничный пролет грохнул вниз, подняв облако пыли, перемешанной с дымом.
Полузадохнувшиеся бойцы, притихнув, настороженно смотрели на Брысина. Они верили, что их старшой не ошибется и на этот раз.
— Не робей, ребята, — вполголоса сказал Брысин. — Не выйдет их дело.
Он приказал саперам связать две плащ-палатки.
Бойцы спустились через окно на противоположную сторону дома, обошли по траншее вокруг здания и ударили гитлеровцам в тыл.
Эта вылазка была настолько дерзкой и неожиданной, что немцы не устояли.
— Накололись! Еще не так наколетесь! — крикнул вслед убегающим фашистам Копцов.
Сказано это было так уверенно, что Брысин одобрительно посмотрел на бойца и подмигнул ему. «Пожалуй, будет толк из парня», — подумал он.
Положение, однако, было не из легких. Предстоял тяжелый бой с превосходящими силами противника, которого нужно было задержать любой ценой.
Выбрав наиболее выгодные позиции, Брысин ждал. Тревога сжимала солдатское сердце. Память воскрешала яркие картины прожитого.
Вспомнился тот день, когда дивизионная партийная комиссия принимала его в ряды Коммунистической партии.
— Вам, товарищ Брысин, известны обязанности члена партии? — спросил седой майор, секретарь парткомиссии.
— Известны. Быть всюду и во всем коммунистом, первому подниматься на призыв командира и, если нужно, не задумываясь, отдать жизнь за дело победы.
Майор похвалил его за ответ, но в то же время заметил:
— Умереть — дело нетрудное. Куда труднее и врага победить, и самому живому остаться…
В это время кто-то из саперов крикнул:
— Подходят! Немцы подходят!
Гитлеровцы шли развернутым строем. Их было не меньше роты.
Илья Брысин оглядел товарищей, поднял над головой автомат.
Глаза его блестели. Лицо стало строгим, торжественным, словно он приготовился произнести клятву, а не команду.
— Братцы! — воскликнул он. — За нашу Родину! За Советскую страну!.. Пли!
Как будто чья-то одна рука сразу нажала на все спусковые крючки. Залп сбил с ног немецкого офицера и пять-шесть солдат. Вражеская цепь сомкнулась, но продолжала двигаться вперед.
— Пли! — вторично скомандовал Илья Брысин.
Гитлеровцы перешагнули через трупы убитых, перестроили свои ряды и на ходу открыли ответную стрельбу.