С той поры он прокладывал телефонные линии, хранил боевое имущество взвода, обучал новичков-связистов. Ходил он и в разведку, когда надо было собрать сведения о связи противника. Доводилось ему не один раз отбивать со своим взводом и вражеские атаки, когда немцы пытались прорваться к штабу армии. Любое дело Портеров выполнял с огоньком, но о море не забывал и под гимнастеркой всегда носил полосатую тельняшку, которая напоминала ему безбрежные морские просторы.
— Товарищ младший лейтенант, говорят, вы во флоте служили? — спросит его, бывало, кто из однополчан-офицеров.
— Черноморец.
— Давно на сушу высадились?
— После Одессы.
— За это время небось все ленточки с фуражки порастеряли?
— На фуражке лент не носят. Ленты для бескозырки положены. А насчет «порастерял» можете не беспокоиться.
Портеров бережно вынимал из кармана черную муаровую ленту с золотой надписью, расправлял ее и выразительно произносил:
— Два конца — два понятия. Один — любовь к жизни, другой — презрение к смерти. Ясно?
Ермишин, как и другие бойцы взвода, любил своего командира за морскую хватку и очень огорчался, что ему ни разу не выпало случая сходить с Портеровым в ночной поиск. На такие операции Ермишина почему-то не назначали, а сам он не напрашивался. Но сегодня он не утерпел и попросил:
— Товарищ младший лейтенант, разрешите пойти с вами в разведку.
Портеров удивленно посмотрел на бойца, нахмурил брови и взялся за подбородок, что нередко делал в минуты серьезного раздумья. Ермишин смущенно затоптался на месте, полагая, что командир неодобрительно отнесся к его просьбе. Но Портеров думал, почему он раньше не брал с собой Ермишина? Верно потому, что Ермишин выглядел нерасторопным, стеснительным. Зато хватка у него медвежья. «А нерасторопен, может, оттого, что не был в настоящем деле», — заключил Портеров и вслух сказал:
— Разрешаю, товарищ Ермишин. Одевайтесь!..
Январский мороз цепко хватал за щеки. Резкий восточный ветер гнал через тропку белые змейки поземки. На берегу, у складов, бойцы наваливали на плечи, на салазки мешки, ящики, доставленные по льду с левого берега, и беззвучно скрывались в ночном мраке.
Портеров и его постоянный спутник Козырев шли легко, казалось не замечая снежных заносов. Ермишину же было не очень легко. Он часто оступался, проваливался в снег, падал и вздрагивал от каждого шороха. Но он старался не выдать своего волнения и не отстать от товарищей.
Так шли минут двадцать — тридцать. Шли с большим трудом. Приходилось пробираться между разрушенными строениями, переползать через открытые места, нырять в бомбовые воронки, в заброшенные окопы и ходы сообщения.
Кругом стояла мертвая тишина. Но Портеров и его товарищи знали: эта тишина обманчива. Здесь, на переднем крае, и ночью жизнь идет своим чередом: в штабных блиндажах и землянках составляют планы предстоящих операций, вычерчивают схемы, отдают приказы и распоряжения; саперы делают подкопы под неприятельские опорные пункты и узлы сопротивления или закладывают минные поля; артиллеристы передвигают на новые огневые позиции орудия и запасаются снарядами; часовые и дозорные, замаскировавшись, пристально всматриваются и вслушиваются в темень, чтобы не пропустить вражеских разведчиков, а те в свою очередь выслеживают часовых и дозорных, чтобы обмануть их бдительность и незаметно проскользнуть в тыл противника.
Из-за тучи выскользнула луна, и обледенелые громады развалин заблестели и заискрились серебряной чешуей. В ту же минуту на левом берегу раздался громкий голос, усиленный мощной радиоустановкой:
— Воины доблестной шестьдесят второй! Кончилась шестимесячная осада волжской твердыни. Наша армия вступила в общий строй и плечом к плечу стоит с другими советскими армиями. Противник еще продолжает сопротивляться, но дни его сочтены!
Словно с испугу, затявкал на немецкой стороне пулемет. Одна за другой полетели в Заволжье мины. Натужно заскрипел шестиствольный немецкий миномет.
— Неужели радиоустановку засекли? — забеспокоился Ермишин.
— Ерунда! Это они всегда по ночам такие концерты дают. Боятся, чтобы врасплох их не застали, — совершенно спокойно сказал Козырев.
Но Ермишину показалось, что он тоже немного нервничает.
— А куда все же мы идем? — не утерпев, спросил он у Портерова.
— К немцам. А встречать нас будет сам генерал фон Паулюс. Вытянется во фронт и отрапортует: «Гвардии солдат Ермишин! Вверенные мне шестая полевая и четвертая танковые армии со всем личным составом, оружием и боевой техникой ожидают ваших приказаний».