Добросовестных заблуждений и неизбежных ошибок, проистекающих из объективных условий, не бывает в мире сталинских фикций. Этот мир допускает только хождение «на поводу у врага», ведущее к «злостным извращениям» и «преступным ошибкам».
Понятие «преступления» в советском словоупотреблении гораздо шире, даже очень широких формулировок советского права. Это одно из широчайших родовых понятий, объединяющее все возрастающее число видов, доброй половины которых вообще не существует вне СССР. Контрреволюция, вредительство, невыход на работу, очковтирательство, бракодельство, разбазаривание — вот виды преступлений, нашедшие прямое отражение в советском праве. Дальше следуют: аварийность, антисоветский анекдот, благодушие, блат, болтология или трепологи, бытовое разложение, бюрократизм, волокита, враждебная вылазка или выпад, гнилая контреволюционная теорийка, гнилой либерализм, левацкий загиб и правый уклон, завышение-занижение заданий, иждивенческие настроения, интеллигентщина, искривление, обычно злостное, кампанейщина, комчванство, кустарщина, лакировка действительности, массобоязнь, низкопоклонство перед растленной буржуазной культурой, обезличка, отрыв от масс или от производства, отставание, перегиб, перерождение, перестраховка, подкулачничество, чуждый подход, пораженчество, предельчество, примиренчество, приспособленчество, просачивание, прожектерство, разгильдяйство, расхлябанность, самонадеянность, самоуспокоенностъ, семейственностъ, скатывание или сползание (например, в болото оппортунизма), слепота или глухота специалистов и партработников, схематизм (например, социологический), формализм, голое развлеченчество и увеселенчество, упрощенчество, уравниловка, халатность, халтура, хвостизм, смычка с чуждыми или вредными элементами, безродный космополитизм и т. д. и т. д. Все эти пережитки капитализма не рассматриваются, кончено, как прямые правонарушения (главным образом, потому, что в них бывает крайне затруднительно усмотреть конкретный состав преетуления), но как источники совершенно неизбежных правонарушений. Все они квалифицируются как преступные, нередко пришиваются, т. е. приписываются людям совершенно фиктивно и преследуются весьма разнообразными способами.
Не говоря о том, что уже советское право предусматривает возможность привлечения к уголовной ответственности лиц, совершивших преступления, непредусмотренные законом и вообще не видит различия между преступлениями уголовными и политическими, сталинизм развил сложную систему преследования, производимого под маской «честной и прямодушной советской общественности». Сюда относятся всякого рода общественные, комсомольские и партийные суды, всякого рода собрания с критикой и самокритикой, чистки и прочие меры партийного и общественного воздействия.
Всеобщая преступность советских людей (подмена понятия греха понятием преступления неизбежно ведет к этому) вызывает к жизни тесно связанную с преданностью вторую добродетель подлинного марксиста-ленинца — бдительность.
Бдительность. Постулируемая в сталинизме всеобщая бдительность советских людей есть естественное следствие всеобщей их преданности советскому строю и всеобщей же склонности к скатыванию в тот или иной вид… и нет адекватного слова — грех и соблазн отброшены, — остается сказать… «преступления».
Согласно первому, фиктивному смыслу понятия, бдительность есть функция преданности. Но, поскольку сама-то преданность гражданина власти — лишь фикция, лишь преданность преступника карающей его законности, за фикцией этой отчетливо выступает также и эзотерическое значение слова «бдительность».
И фиктивно, и на самом деле бдительность заключается в абсолютном недоверии ко всем окружающим: братьям по классу, сослуживцам, товарищам по профессии, родным, друзьям, собственной семье. Во всех этих людях, то есть иначе говоря, во всех людях без исключения надлежит видеть фактических или потенциальных преступников, действующих или притаившихся врагов советской власти.
Бдительность требует непрерывно и зорко наблюдать за морально-политическим состоянием своих и возможными происками чужих, не доверяя тем и другим в совершенно одинаковой степени.
Но кто есть субъект бдительности в условиях поголовного подозрения? Очевидно, сами подозреваемые. Призыв обращен ке к верным сынам партии (таких не существует; кроме Сталина, все способны переродиться и пойти на поводу у врага), а к тем, кто сам заслуживает подозрения. Сами возможные и уже подозреваемые преступники своей бдительностью должны охранять сталинизм от неизбежных на него покушений. Поэтому важны вовсе не настроения, из которых вытекает бдительность, а поведение, которое осуществляет бдительность, безразлично из каких побуждений, искренних или лицемерных.