По вечерам мы с отцом гуляли по аккуратным дорожкам вдоль реки или ходили в кино на Бродвей. Тогда фильмы демонстрировались без перерыва. В сеанс кроме самой картины входил журнал новостей и короткометражная комедия. Нам с отцом нравились комедии с участием Гарольда Ллойда, Бастера Китона, Эдди Кантора, Лорела и Харди. Мама предпочитала мелодрамы, где играли Рудольф Валентине Дуглас Фэрбенкс, Глория Свенсон, Мэри Пикфорд. Я даже негромко ей переводила, она совсем еще не освоила английский.
В Нью-Йорке мы подружились с Богдановыми. Приехали они в Америку года за два до нас. Глава семьи — Петр Алексеевич занимал пост председателя Амторга. Это была чрезвычайно ответственная должность, фактически совмещающая обязанности посла и торгпреда — как я уже говорила, США в начале тридцатых еще не признали Советский Союз. Жена Богданова — Александра Клементьевна, красивая властная женщина, крепко держала в руках бразды правления семьей. Я ее немного побаивалась. Все свободное время я проводила с их дочерью Ириной, моей сверстницей.
В школе детей приучали к бережливости, к умению преумножать свои сбережения. Раз в неделю мы все вносили часть своих карманных денег в банк, где школа открыла для каждого из нас счет. Отец надо мной потешался, называл капиталисткой, предрекал, что банк «лопнет» и я потеряю весь свой «капитал». Деньги я копила таким образом года три, и, надо же, ко времени нашего возвращения в Москву банк действительно лопнул. Отец торжествовал — ведь он это предсказывал, как же могло быть иначе в капиталистической стране!
Забегая вперед скажу, что в 1936 году, когда мы уже вернулись в Москву, на мое имя пришло письмо из посольства США. Хорошо, что отца не было дома и письмо попало в мои руки. Он бы в жизни не разрешил мне иметь какие-либо дела с иностранным посольством! В письме сообщалось, что на мое имя переведены деньги из американского банка и мне надлежит их получить в посольстве США. Я немедленно рассказала об этом Ирине Богдановой, и мы решили отправиться на Моховую, где тогда располагалось американское посольство. Я велела Ирине остаться на улице и ждать дальнейшего развития событий. У входа я показала письмо и, к моему удивлению, была тотчас же любезно принята служащим посольства. Он похвалил мой безупречный английский язык и выдал более трехсот долларов, накопленных в Америке. Сияющая, бодрым шагом, вышла я на улицу к поджидавшей меня Ирине. Такую удачу требовалось отпраздновать, и мы «кутанули» в гостинице «Метрополь», где заказали наше любимое «айскрим сода» — мороженое с кофе и льдом. Должна добавить, что полученные мною «капиталы» очень пригодились: недавно открылись так называемы «Торксины», в которых торговали на валюту или на сданные золотые украшения. В Москве, где был трудно с продовольствием и одеждой, я чувствовала себя человеком, обеспечивающим благосостояние нашей семьи.
Но вернемся в Америку. В первое лето нашего там пребывания отец узнал о существовании латышской колонии — группа переселенцев из Латвии обосновалась неподалеку от Принстона, в живописной местности на берегу канала. Отец туда съездил, ему там очень понравилось, и он снял на одной из ферм комнаты на лето. Хозяином фермы был однофамилец моей матери — Озол. Он, его жена и четверо взрослых детей обрабатывали землю, содержали коров, свиней и птичий двор и даже в годы депрессии сумели успешно вести хозяйство. Всю свою продукцию они везли на продажу в Принстон. Наши хозяева трудились так весело и жизнерадостно, что оставаться в стороне было просто невозможно. Я упросила поручить мне сбор яиц. Два раза в день я приходила с корзиной в курятник, собирала с желобков яйца и бережно несла в дом. Там я их аккуратно складывала в коробки, которые мы с хозяином развозили по субботам к заказчикам. Жена Озола готовила для нас еду и убирала в доме. Я никогда не видела ее отдыхающей, никогда не видела угрюмой. Интересно, что молодые Озолы уже полностью ассимилировались, прекрасно владели английским, а вот родители все еще общались между собой на латышском. Поэтому они были очень рады нашему присутствию, возможности говорить с нами на родном языке.
Озолы уже имели на ферме два трактора, два грузовичка, одну легковую машину и множество сельскохозяйственных орудий, облегчающих тяжелый фермерский труд. Они говорили, что и мечтать о таком в Латвии не могли бы, и нисколько не жалели, что переехали в Америку.