Взметнувшееся пламя и столб черного дыма — были видны по всему Еревану...
Немыслимой силы ударная волна — моментально смела всех находящихся на поле, понеслась по полю, швыряя самолеты друг на друга. Невидимым молотом — она ударила по построенному в восьмидесятом году зданию аэровокзала. Одновременно лопнуло все остекление здания, как раз выходившее на летное поле — и осколки полетели по зданию, калеча и убивая людей как пули. За несколько секунд — волна раскаленного воздуха пронеслась по полю, разом лишив жизни больше тысячи человек и искалечив вдвое больше. В здании аэропорта — ждали люди, скопившиеся в ожидании пока уедет правительственная делегация и дадут отправление гражданским рейсам. Именно на них — рухнула крыла второго этажа аэропорта, не выдержавшая удара — при строительстве воровали цемент, строили кое как. Но большинство пострадавших — к этому времени были уже мертвы.
Выведенных в резерв солдат Специальных моторизованных частей милиции и внутренних войск, переброшенных сюда из Спитака — спасло только то, что они укрывались за своими машинами и бронетранспортерами, которые остановили летящие осколки. А самой по себе ударной волне на таком расстоянии — не хватило силы, чтобы перевернуть тяжелые машины или обеспечить людям смерть от баротравмы.
Командир отделения, ефрейтор Николай Пигузов из Иванова, солдат расквартированной под Пермью пятьдесят четвертой дивизии внутренних войск, части которой были переброшены в Армению для помощи пострадавшим от землетрясения — очнулся одним из первых, он даже не понял, что произошло. Первой мыслью было — еще одно землетрясение, только на сей раз под Ереваном. Их инструктировали на случай повторных толчков. Миллионный город — и если в нем произошло то же самое, что и в Спитаке...
Перед глазами была какая-то пелена, во рту — вкус крови. Он не сразу понял, что это дым...
Их бронетранспортер стоял рядом, он уцепился за колесо, потом за борт, поднялся. Его вырвало — прямо на броню.
Лязгнул люк, показалась голова их мехвода, Лехи с Перми, в танковом шлеме. Глаза со старый советский рубль.
— Это чё это, а? — спросил он и нецензурно выразился
Держась за борт бронетранспортера, ефрейтор прошел несколько метров — и буквально остолбенел от увиденного.
Аэропорта — не было. Вместо него — клубы черного дыма, где-то — и пламени.
Делегация...
Он знал, что будет какая-то делегация, но до него не довели, какая. Предполагали, что приедет товарищ Соломенцев, Генеральный секретарь партии. Теперь — он похолодел от осознания того, что произошло. Взорвали генерального секретаря Партии — он видел садящийся самолет, по связи передавали — усилить бдительность.
Взорвали генерального секретаря Партии...
Скорее всего, все их командование уже погибло — они были или у самолета, или в здании аэропорта.
За спиной — поднимались солдаты, кашляли, их рвало. Это были советские солдаты. Его солдаты. И командовать — было некому.
— А ну! — закричал он — помогите товарищам! И по машинам! Быстро!
Несколько бронетранспортеров и грузовиков Урал — выдвинулись к зданию аэропорта. Командовать, кроме него было некому — старшие по званию до лейтенанта включительно не проявляли ни желания ни способностей, отвечавший за резерв капитан ушел к аэропорту — посоветоваться. Посоветовался...
Ефрейтор соскочил с брони.
— Вы, вы и вы — помогите людям в аэропорту. Остальные — за мной.
Решение было правильным — четыре бронетранспортера выдвигались на поле, где возможны были и повторные взрывы, моторизованные части милиции на Уралах — оставались, чтобы разбирать завалы в аэропорту. В Армении восемьдесят восьмого — разбирать завалы было уже привычным делом, и объяснять, как это делается, как помочь раненым — не приходилось.
На поле — бронетранспортеры пришлось остановить. Просто не видно было куда ехать, и можно было наехать на кого-то, лежащего на бетонке. Особо сильного пожара не было — но очаги были, они давали дым, из-за которого не было видно ничего на поле.
— Надеть противогазы! Цепью! Дистанция на прямую видимость! Не стрелять! Шагом марш! — командовал ефрейтор.
Все поспешно натянули противогазы— они были у каждого. В том же Спитаке — в некоторых местах на завалах без противогаза достаточно было подышать минут пятнадцать, чтобы свалиться без сознания.
Солдаты внутренних войск — выстроились, как смогли, цепью и пошли по искореженному летному полю...
Идти было сложно — они то и дело спотыкались.
Они набрели на воронку от взрыва и обошли ее по краям — один из солдат едва не упал в нее. Когда обходили — поняли, насколько она была огромной, какой была силы перекорежившегося все взрыва.
Попадались люди, точнее — фрагменты людей. Привычные к такому зрелище после разбора завалов солдаты только останавливались, если фрагмент был достаточно крупным, чтобы понять — может ли этот человек быть живым. Выживших — не попадалось...
Так получилось, что ефрейтор и еще несколько человек вышли на самолет. Странный самолет. Одно крыло оторвано полностью, другое — отсюда не видно. Следы пожара, фюзеляж относительно цел, только хвост оторван. Высокий хвост Боинга сыграл дурную шутку — удара взрывной волны он не выдержал, оторвав и хвостовую часть фюзеляжа. Самолет перевернулся на бок, каким-то чудом уцелела носовая стойка шасси, сейчас он частично опирался на нее и лежал на боку. В одном месте был виден пожар, горело где-то в районе носа.
Естественно, они взяли ручные огнетушители из бронетранспортеров, тут не знаешь, с чем столкнешься на поле и как бы не загореться самому. Люди они не видели, но хвост был оторван и получилось, что заходить лучше всего с кормы, с линии разлома фюзеляжа. Там тоже что-то горело — но один из солдат активировал огнетушитель и быстро потушил пожар.
У всех у них было оружие, но никто не держал его в руках — они не искали здесь врагов, они хотели помочь. Ефрейтор — привычно полез вперед, тем более что он — прихватил из бронетранспортера шанцевый инструмент — короткую, загнутую с одной стороны монтировку, которая была очень к месту если приходилось разбирать завалы.
Сам самолет обгорел, но салон пострадал несильно — за исключением того, что все было вверх дном, потому что самолет похоже, кувыркнулся. Пассажирский Боинг — скорее всего не выдержал бы удара, но это был переделанный военный заправщик — транспортник с повышенными требованиями по прочности фюзеляжа, да еще и дополнительно усиленный при переделке в самолет для транспортировки особо важных персон. Ударная волна, столкнувшись с плоской стеной здания аэропорта просто разнесла ее вдребезги и убила людей, но самолет — фюзеляж самолета был круглого сечения, специально предназначенный для того, чтобы оказывать минимальное сопротивление воздушным массам на высокой скорости. Поэтому — большая часть энергии ударной волны просто обтекла его и ушла дальше и самолет был относительно цел. Повезло американцам и в том, что носовой и центральные отсеки были закрыты, а топлива в баках было немного — самолет рассчитывали дозаправить в Ереване, чтобы лететь до Москвы. Сами баки, как и на любом военном самолете — были дополнительно защищены и не взорвались — иначе бы на месте «Борта N 2» остался бы погребальный костер. Повезло американцам и в том, что американский агент безопасности заметил приближающуюся машину, а советский офицер вовремя принял решение стрелять. В отличие от пассажиров, скопившихся в аэропорту Звартноц — американцам повезло в этот день и не раз...
В хвостовом отсеке — ефрейтор наткнулся на трупы. Из-за противогаза было видно плохо, он постоянно протирал стекла и получилось так, что они были испачканы какими-то разводами. Ощущался жар — он был в обычной военной форме, не в пожарной брезентухе, которая лучше подходит для таких случаев — и он понимал, что сам может в любой момент вспыхнуть. Ефрейтор принял решение, что лучше всего пока никого не вытаскивать из самолета. Здесь и мертвые и живые — по крайней мере защищены от огня, частично и от удушливого дыма, а у них — недостаточно людей, чтобы организовать живую цепочку и передавать выживших и тела убитых туда, где их будут ждать машины скорой помощи. Лучше попытаться найти уцелевших, тех, кто может двигаться и попытаться вывести их из этого ада.