— Держись меня — не пропадешь. Но горя схватишь.
— Ага.
— Не ага, а так точно...
Внезапно машину изо всех сил дернуло в сторону, послышался грохот и скрежет сминаемого металла.
— А это что...
— Б... Врезались во что-то...
— Надо посмотреть.
— Сиди... без тебя посмотрят.
Сам начкар — действительно сильно нервничал. Весь вечер пропал... козлы. Тут и так... ни сна, ни покоя, все на усилении уже который месяц, пашешь за двоих, так тут еще и это... б...
Начкар знал свое дело: его задача тут взять, туда привезти, и чтобы бумаги в порядке были. Пока едешь — можно даже вздремнуть, про нападения на автозаки — это только в романах криминальных пишут. Все проще — кому надо на лапу, дело на пересмотр, никто беспределом не занимается. Местные тузы — не миллионами, десятками миллионов деньги считают, им за пересмотр отстегнуть, что раз плюнуть. Ходят слухи, что откосить от наказания — любого — стоит лимон. И лимон этот — весь идет наверх... ну или почти весь.
А он тут — возжайся с этим г...м. И опять квартиру не дали... хотя обязаны были. С..и, опять задвинули, Степаненко ж.. лижет начальству, водку достает, охоты организовывает. Вот и получил — треху на троих. А им — вчетвером в однухе как хочешь, так и...
Мрачные мысли капитана — прервал удар в бок, из глаз искры посыпались, машину повело влево, он ударился головой, попытался за что-то схватиться — но пальцы ухватили пустоту...
Машина остановилась.
Твою же мать!
Первым делом — до него дошло, что он еще цел. Второе — прощай спокойный сон. А завтра от смены никто не освобождал, усиление, мать его...
Капитан нашарил ручку двери, с силой навалился на нее, толкнул дверь — та поддалась и он вывалился...
С трудом удержался на ногах. Острая, рвущая боль справа... он провел пальцами. Пальцы наткнулись на горче, липкое... сильно? Коснулся мочки уха, и чуть не взвыл от боли... надорвал, видать. И осколками порезало...
Их ГАЗон стоял на обочине полуночной дороги...
Впереди — движение... водила?
— Все в порядке?
— Ты что творишь... с...а? — выхаркнул капитал
— Я не хотел...
— Ты, козел, ты что творишь...
— Я правда не хотел...
Водила подошел ближе. П...р.
— Все в порядке?
— Ты, б...
Внезапно водитель машины, которая в них врезалась — сделал резкое движение — и у капитана прямо перед носом оказался тупорылый пистолет Макарова. Водила сделал шаг вперед.
— Тихо, мусор, завалю.
Капитан от неожиданности — просто оцепенел — в то время, как водила ловко вытащил у него из кобуры пистолет, еще один ПМ и сунул в карман.
За разбитым автозаком — светя дальним светом, остановилась какая-то машина. Из-за такого света — не было видно, кто в машине, сколько их, чем вооружены.
— Пошел — водила подтолкнул капитана — сколько в кузове?
— Э... трое.
— Открывай. Скажешь — помощь нужна. Нет — кончим и тебя и их. Пацанов пожалей.
— Э... понял.
— Давай.
Начкар открыл дверь.
— Степунков! Выйди! Помощь нужна!
Лязгнуло, заскрипела дверь.
— Товарищ капитан, тут...
Первое, что увидел ефрейтор — это испуганные глаза начальника караула. Именно испуганные, со страхом, плещущимся внутри. Второе — раструб ствола автомата АКС-74У, точно такого же, из какого их учили стрелять, но просто так не давали — направленный прямо на него.
— Э, ты чо... — опешил он
— Вышел! — у автоматчика была короткая, окладистая борода, модные черные очки как в американских фильмах и черная рубашка с закатанными до локтей рукавами.
— Да вы чо, охренели, что ли...
Единственным, кто хоть как-то попытался противостоять нападению — был тот самый, молодой солдат. Он попытался выхватить пистолет... но пистолет был у него в штатной кобуре, восходящей своими корнями еще к кобуре для Нагана царских времен, быстро выхватить пистолет из нее невозможно, да и не нужно. Кобура армейская, она была приспособлена для переноски револьвера с должным форсом, а перед боем — господа офицеры должны были доставать оружие. Автоматчик увидел движение и, не раздумывая, нажал на спуск. Острые стрелы пуль — огненной струей прошили рядового, вторая очередь пришлась в грудь ефрейтора, и тот упал лицом вперед как мешок с зерном. Автоматчик едва успел отскочить.
— Ты чего?
Вместо ответа — автоматчик направил ствол на начкара
— Не надо... — попросил тот, и обоссался от страха
Автомат снова плюнул огнем. Человек, который держал его в руках — прошел Афганистан в составе Ограниченного контингента советских войск, вернулся. Понял, что его в Афганистан никто не посылал, и решил сам взять то, что ему принадлежало по праву. Убивал он так же, как гадят кролики — часто и помногу...
— Не ссы. Давай внутрь, я прикрою. Армен, давай тоже внутрь...
Несмотря на то, что автоматчику ни в жизнь не светило стать вором — перед ним даже авторитетные воры тщательно контролировали, что говорить и как. Все таки так — не убивали даже в уголовной среде.
И все, что сейчас для него происходило — было не более чем еще одной боевой операцией. Мира для него — больше не было, весь мир шел на него войной, и он отвечал ему тем же.
Двое — тот, что был с пистолетом, и тот, что страховал автоматчика с обрезом — устремились внутрь. Судя по тому, как ловко они взобрались в фургон — для них этио был не первый раз.
— Ключи!
— Вот!
Автоматчик бросил им ключи, которые он добыл, обыскав начкара. Нашел он и пистолет, сунул в карман. Второй пистолет — он добыл у застреленного ефрейтора — пригодится. По таким раскладам, какие шли в республике — того и гляди, война будет. Тут не до пистолета. В Карабахе купят, туда и след уведет.
После короткой возни — двое вытащили оглушенного арестанта. Подбежал водитель, посветил фонариком.
— Он?
— Он.
— Давай.
Двое — потащили захваченного к белой, двадцать четвертой Волге. Автоматчик — споро открыл бензобак, сунул туда приготовленную тряпку. Вместе с водителем Волги, они поднапряглись и закинули в кузов обоих застреленных. Последней — в кузов полетела бутылка — и тут же полыхнуло ярким, желтым светом.
— Уходим!
Двое пробежали к Волге. Машина газанула и устремилась в ночь, редкие машины на шоссе — увидев горящий грузовик, предпочитали проезжать мимо. Беспорядки и Карабах — научили людей не совать нос не в свои дела...
— Колпак на него надень, да... — сказал водила
— Ага...
Один из убийц — потянулся к Попову с колпаком, глумливо захохотал.
— Ну чо, мусорок — прокатимся с понтом...
Колпак пах грязной бумагой...
СССР, окрестности Еревана.
Ночь на 18 сентября 1988 года
Сначала — полковник пытался как то понять, куда его везут, считал повороты — потом бросил это дело, все равно бесполезно. Сначала его в автозаке везли, теперь еще тут, с завязанными глазами. Ему почему то казалось, что они возвращаются назад, по той дороге, по которой они ехали на автозаке — но могло быть и по-другому...
Кто его похитил? А черт знает, кто. Могло быть всякое, единственно, что он понял — это полные отморозки. Убить нескольких сотрудников милиции... точнее конвойной службы, но это дело не особо меняет — это гарантированная высшая мера в случае поимки. И если еще два дня назад полковник никогда бы не подумал на своих армянских коллег, то сейчас — все могло быть. Те, кто не остановился перед убийством одного из своих — не остановится уже ни перед чем...
Убийцы — он не мог видеть их, но слышал — переговаривались на своем, на армянском, и кажется, что-то ели, передавая друг другу — а он думал. Перед тем, как его бросили на «Армению» — он работал в Афганистане, точнее в Мазари-Шарифе, был одним из специалистов, прикомандированных к оперативно-следственной группе «Вертикаль». Вертикаль — так называлось дело оперативной разработки, заведенное в связи с неоднократным предательством, имевшим место среди прикомандированных к ОКСВ сотрудников госбезопасности и в афганских резидентурах. Причем предавали, что характерно — не «рабочие лошадки», ежедневно, а то и ежечасно рискующие своей жизнью в таких местах как Кандагар или Хост — а самый верх, как раньше говорили — головка. Это было смертельно опасно, потому что находясь на своих постах, они получали возможность отдавать приказы и в темную использовать как раз честных, честно служащих Родине сотрудников — а при разоблачении они бросали тень на все органы.