- Значит, так, слушать мою команду! - строго и даже немного надменно сказал Флажолет, когда удалось пришвартоваться у спусков к воде на набережной Лейтенанта Шмидта. - Ирочке и мне нужно совершенно преобразиться, абсолютно изменив облик морских пиратов, заправских мореходов или попросту гопников на внешний вид людей респектабельных, состоятельных, но желающих стать ещё более состоятельными. В консульство китаезов мы должны явиться белыми людьми, чтобы каждый китаец видел: эти русские себя уважают, а поэтому с ними нужно обходиться со вниманием и предельным респектом.
Никто из членов команды субмарины не знал, что означает слово "респект", но в общем идея Флажолета всеми была принята, особенно Иринкой, которая даже захлопала в ладоши и вообще вела себя так, что Володя подумал: "Ну и дура!" Флажолет между тем подошел к Кошмарику и сказал ему:
- Слушай, банкир, от тебя снова требуется инвестиция в наше дело. Сам понимаешь - без клевого прикида мы с Ирочкой будем выглядеть лохами из деревни. Гони-ка баксы!
Кошмарик с великой неохотой, с каким-то кряхтением вытащил из заднего кармана джинсов остатки своего выигрыша в рулетку, отворачиваясь в сторону, пересчитал, шевеля губами и шепча, а потом подозрительным тоном спросил:
- А сколько надо?
- Ну, долларов триста, надеюсь, хватит на двоих, - спокойно ответил Флажолет.
Кошмарик попытался было возмутиться, говоря, что можно одеться и куда более просто, дешевле, но Флажолет даже разговаривать с Ленькой не стал выхватил у него из рук все деньги, быстро их пересчитал и осуждающе покачал головой:
- Слушай, сын лейтенанта Шмидта (это Флэг обыграл название набережной, к которой пришвартовалась субмарина, - этакий шутник!), ты, я вижу, жадный парень! А разве не знаешь, что поскупишься, так снова попадешь впросак. Ну, не будет у меня шузов приличных, китаезы посмотрят да и скажут про себя: "Этот парень себя не за того человека выдает", - и выгонят меня и Ирочку из консульства поганой метлой. Так что не скупись, дорогой френд, - все потом окупится! Отдам вам с Волом не только деньги за переезд из Хельсинки в Питер, как обещал, но и деньги, что на шмотки сейчас потрачу, плюс ваши доли. Я очень честный! А теперь пусть Кошмарик и Смычок займутся наведением порядка в трюме, чтобы все блестело и сияло, как на адмиральском катере в праздник. С собой я беру Иринку и Володю, который наше старое шмутье занесет обратно - оно нам пригодится! Ну, друзья мои, так пожелайте нам вернуться часа через два или три с консулом Китайской народной республики нашей толстой дойной коровкой.
- А если вас через три часа уже на бамбуковый росток посадят или палками отлупят по пяткам и вы не вернетесь, что нам делать тогда? спросил Кошмарик у Флэга, уже занесшего ногу на ступеньку трапа.
Флажолет, любивший порисоваться и поиграть, скорчил скорбную рожу, с полминуты помолчал, а потом изрек:
- Вот тогда-то и грозите китайцам деревянной ракетной установкой, требуя свободы узникам совести!
"Шут ты гороховый!" - хотел сказать Флажолету Володя, но не сказал этого и полез вслед за ним, а Иринка в то время уже находилась на наружной площадке "Стального кита", поджидая своих спутников.
И вот они уже стояли на Васильевском острове, который был покинут "Стальным китом" всего пять дней назад, но Володя не испытал щекочущего нервы волнения - впереди была операция, опасная и просто невероятная, способная погубить и самих ребят, и "Стального кита".
- Ты, я знаю, здесь, на острове, живешь? - спросил Флажолет у Володи и когда услышал утвердительный ответ, сказал: - Ну так и веди нас с Ирой в самую лучшую парикмахерскую. Отлично будет, если неподалеку от неё мы найдем и фирменный магазин одежды, мужской и женской.
Впрочем, об этом Флэгу нужно было спрашивать, скорее, у Иринки, знавшей все парикмахерские и магазины Васильевского острова. И девочка, вызвавшаяся быть проводником по доброй воле, скоро привела Флажолета и Володю к салону причесок, где их радушно приняли на свои блестевшие никелем сиденья скучавшие без работы мастера.
- Что-нибудь этакое крутое, но без прибамбасов и фигли-мигли и мне, и девушке, - сказал Флажолет мастерам, покрутив возле своей головы рукой. Для дипломатического приема, сами понимаете.
Мастера, увидевшие во Флажолете солидного клиента, устроили недолгий консилиум и спросили, брить ли ему лицо или оставить в виде бороды "а ля трехдневная щетина". Но Флэг решительно потребовал чисто выбрить его, ибо он "не какой-нибудь там хипарь с гитарой, чтобы быть похожим на бомжа". И вот щелканье ножниц возвестило сидевшему в коридоре Володе, что работа началась.
Через сорок минут, чуть ли не одновременно, в коридоре появились два неизвестных Володе существа: симпатичный молодой человек, выбритый до лоска, до лакового блеска щек, имевший зачесанные назад, но подстриженные "на нет" у висков и с затылка, набриолиненные волосы, и чудная девушка, просто западная фотомодель с кукольной головкой. Если раньше Иринка носила "хвостик", то теперь её густые волосы были приподняты укладкой и хитро переплетались в затейливые пряди, прихотливо уложенные по бокам и на лбу. Кроме того, на лицо повзрослевшей года на три четырнадцатилетней Иринки был наложен вечерний макияж, умелый и неброский. Володя даже встал от удивления и смущения - до того красивой, даже величественной, была девчонка, о внешности которой мальчик порой думал со снисходительным пренебрежением.
- Ну, как я? - еле раскрывая рот, точно боясь повредить "штукатурку", спросила Иринка.
- Ничего себе... - только и произнес Володя, оторопело и робко, догадываясь, что Иринка стала недосягаемой.
- А меня, а меня клево обработали? - спрашивал у Володи Флажолет, вертя во все стороны своей блестящей, как елочная игрушка, головой. И, не дожидаясь ответа, сказал: - Да, на самом деле, умеют работать цирюльники севильские, но зато и дерут втридорога - сорок пять зеленых за себя и за Иринку отдал. Ну да что жалеть, если без этого не обойтись. Теперь за прикидом пошли! Где ближайший магазин, в котором по-людски одеться можно?
Иринка снова взялась быть проводником, и не прошло пяти минут, как Флэг и девочка зашли в заведение под громкой вывеской, оставив Володю на улице. Не выходили они примерно полчаса, но вот бронзовые накладки на дорогих дверях сверкнули, звякнул колокольчик, и на тротуар выпорхнула дива, имеющая мало сходства с той девочкой-девушкой, что заходила в магазин. Казалось, и не магазин это был, а приют волшебницы, умевшей менять облик людей: Иринка появилась на улице в платье из какой-то блестящей зеленой материи с глубоким вырезом на груди, в юбке, передняя часть которой высоко поднималась над коленями девочки, а задняя, напротив, опускалась едва ли не до щиколоток. Ножки Ирины были обтянуты нарядными темными колготками и постукивали каблуками блестящих туфелек-лодочек из кожи крокодила. Черная бархатная ленточка с блестящей блямбочкой, обвивавшая тонкую шею Ирины, и золоченый браслет дополняли туалет секретарши Флажолета, который был одет не хуже: в коричневом в полоску солидном костюме-тройке, в лаковых туфлях и при пестром галстуке. Ему только не хватало трости с серебряным набалдашником и шляпы-котелка, чтобы выглядеть героем бродвеевского мюзикла.
- Ну, скажи мне, Володя, что я выгляжу неплохо, - безо всякого хвастовства произнесла Иринка, подойдя к Володе.
Мальчик, пораженный, обалдевший, боящийся, что теперь ему не останется места подле нее, ответил:
- Ты очень красивая, Ира. Только... только прошу тебя, будь осторожна там, у китайцев, ладно?
Ирина улыбнулась и ответила ему одними лишь веками, а Флажолет уже торопил, протягивая Володе какой-то сверток:
- Все, все, секретарь, идемте! А ты, Вол, отнеси на субмарину нашу старую одежонку, нам же надо спешить! Я хочу дорогой для Ирочки купить ещё кожаную папку поприличней, чтобы она больше походила на секретаря, чем на мою... ха-ха, возлюбленную!
Володя чуть не врезал Флажолету кулаком прямо по оскаленным в улыбке зубам - до того униженным, маленьким чувствовал он себя сейчас в сравнении с Флэгом, да и с Иринкой тоже. Но Флажолет, не заметив чувств Володи, уже тащил Ирину под руку в сторону Третьей линии, и мальчик, смотря им в след, видел, как неловко шагать Иринке на каблуках в модных, неразношенных туфлях.