Перед наступлением прочитали приказ Гитлера, в котором говорилось, что эта операция имеет огромное значение и может обеспечить победный исход войны. Мы должны были окружить советские войска, находящиеся в Курском котле. Представители главной Ставки к этой операции относились очень оптимистически, говорили, что за 7–8 дней все будет решено успешно»[143].
Спустя некоторое время, когда оборонительные бои закончились и советские войска перешли в контрнаступление, другой военнопленный из 167-й пехотной дивизии давал показания уже без всякого оптимизма: «Когда же русские начали контрнаступление, а мы начали отступать, это на солдат подействовало подавляюще. Солдаты говорили, что если уж летом отступаем, то что будет с нами зимой. Все пропало…»[144]
Когда положение немного стабилизировалось, Гетман, сдав свой боевой участок 184-й стрелковой дивизии и 10-му танковому корпусу, переместил свои войска в район населенного пункта Ивни. На восстановление боеспособности частей отпущено было совсем немного времени. Предстояли новые бои.
Огневую мощь корпуса составляли танки, но их так много осталось на полях сражений, что техническим службам надо было дать хотя бы пару недель на то, чтобы собрать машины на СПАМе и дать им капитальный или профилактический ремонт. Помощник командира корпуса по технической части майор Т. В. Синицын разрывался между мастерскими и армейскими снабженческими организациями, добывая инструменты, запчасти, смазочные материалы — словом, все то, что необходимо для выполнения поставленной задачи: в день восстанавливать по несколько танков.
Людей не хватало. По распоряжению Гетмана от каждого батальона в мастерские направлялись механики-водители, которые тут же включались в работу. Дело спорилось. Андрей Лаврентьевич отмечал в своих мемуарах: «В то время значительную часть своих подбитых машин нам удалось эвакуировать с поля боя. Вокруг них закипела теперь работа ремонтников, которым деятельно помогали танкисты»[145].
К началу наступления бригады имели по 40–45 танков, в большинстве своем восстановленных. Это не полный комплект, но воевать уже можно было.
Насколько можно было, удалось восстановить и личный состав. В Курском сражении и последующих боях погибло много замечательных танкистов, таких как сержанты И. П. Николаев, И. И. Беров, В. С. Пеунков. Пал, как тогда говорили, смертью храбрых бронебойщик сержант Коробейников, на счету которого было несколько подбитых «тигров».
Андрей Лаврентьевич так описывал подвиг отважного бойца: «Несколько десятков „тигров“ двигались на наши траншеи. Первыми врага встретили бронебойщики… Когда головной „тигр“ оказался в шестидесяти метрах от окопа сержанта Коробейникова, прозвучал его первый выстрел. Танк завертелся на месте, волоча перебитую гусеницу. Экипаж открыл огонь по окопу, в котором затаился сержант. Осколком снаряда Коробейникова ранило в голову. Кровь заливала лицо, но сержант в эту минуту не чувствовал боли. Удобней примостившись у низенького бруствера окопа, он прицелился во второй танк.
Когда к окопу почти вплотную подошла рота фашистских автоматчиков, Коробейников отложил противотанковое ружье и взялся за автомат, поливал фашистов свинцом, пока не получил еще одно ранение. С минуту сержант лежал на бруствере окопа, бессильно свесив руки. Потом из последних сил поднялся во весь рост. Руки с зажатыми противотанковыми гранатами взметнулись над головой…
Груды вражеских трупов и чадящие костры „тигров“ остались после того жестокого боя на вытоптанном, израненном танковыми гусеницами пшеничном поле»[146].
Что говорить, и сам Гетман не раз попадал под яростный артиллерийский обстрел и бомбежку. Спасала чистая случайность, иногда его прикрывал своим телом кто-нибудь из бойцов или штабных офицеров. До конца войны ординарцем у командира корпуса был старшина Петр Иванович Селезнев, которому он многим обязан. До войны Селезнев работал в каком-то уральском ресторане мастером-кондитером. Познакомился Андрей Лаврентьевич с ним еще на Северо-Западном фронте, когда шло переформирование корпуса. Видимо, его богатырский рост привлек внимание комкора.