Задача у фронта была непростая. Ведь противник тоже готовился ответить ударом на удар. Гитлеровские генералы считали, что глубоко эшелонированная оборона в 500 километров — «Восточный вал» — будет недоступна для советских войск. Это как-никак семь укрепленных полос. В дополнение ко всему местность на всем протяжении изобиловала реками, озерами, заболоченными участками. Их было особенно много в полосе Бельско-Польской и восточной части Бранденбургской равнины. Кроме Вислы и Одера, части Красной Армии должны преодолеть реки Пилицу, Варту, Обру, речки Джевичку, Равку, Бзуру, Нер, Верешницу, Могильницу, Плейске. Словом, большевики должны увязнуть в Померанском и Мезеритцком укрепленных районах.
Чтобы этого не случилось, фронтовая разведка и разведывательный отдел 1-й гвардейской танковой армии внимательно следили за действиями противника, за перемещением его войск — танковых, моторизованных и пехотных дивизий.
В ходе летне-осеннего наступления советских войск на Висле было создано два плацдарма — мангушевский и пулавский. С них и намечалось провести наступательную операцию. Немцы все время пытались сбросить оттуда наши части, но безуспешно. Вскоре сами перешли к жесткой обороне.
Начавшееся наступление 3-го Белорусского фронта на гумбиненском направлении вынудило противника перебросить туда танковую дивизию «Герман Геринг». Две танковые дивизии — «Тотенкопф» и СС «Викинг» — были переброшены на усиление войск в Венгрии, 19-я танковая дивизия, основательно потрепанная в предыдущих боях, направлена в район Радома на доукомплектование. Таким образом, к началу наступления 1-го Белорусского фронта противник, занимая оборону силами 9-й армии генерала фон Лютвица в районе Хотулов, западнее Варшавы, и Бойска Зволень, располагал достаточно крупными воинскими соединениями. 9-я армия имела в своем составе 8-й армейский корпус и три танковых — 46, 56 и 40-й резервной дивизии.
Начальник Генштаба сухопутных войск Германии Гудериан, понимая, что советские войска будут бить в направлении Варшавы и Лодзи, начал создавать резервы между реками Висла и Пилица, усиливая 1-ю танковую армию генерал-полковника Хейнрици, которая является связующим звеном между группой армий «Юг» и группой армий «А» (командующий генерал Гарпе). К 1-й танковой армии примыкали 17-я армия генерала Шульца и 4-я танковая генерала Балька.
Гудериан создал здесь действительно крупные силы, хотя моральный дух у немецкой армии был уже основательно подорван. Пленные немецкие солдаты не раз отмечали, что «Берлин сильно разрушен, непрерывные налеты авиации отражаются на психике населения», «гражданское население начинает считаться с возможностью вступления русских войск в Германию».
Солдат из 27-го саперного батальона 17-й танковой дивизии был более откровенен: «Солдаты, кроме членов национал-социалистской партии, в победу не верят. Русские наступают такими темпами, что неизвестно, где немецкая армия остановится в своем отступлении. Многие солдаты считают, что дело Германии проиграно, и воюют только под страхом расстрела. В стране порядок поддерживается эсэсовцами во главе с Гиммлером. Ежедневные бомбардировки, разрушающие целые города, сообщения с фронтов о потере родственников создают в народе подавленное настроение. Многие стали ждать прихода русской армии как освобождения от войны»[221].
Показания пленных говорят о многом. А ведь еще совсем недавно они топтали нашу землю своими коваными сапогами, грабили и убивали людей, в пьяном угаре орали песни победителей. Но «блицкриг», о котором говорили Гитлер и его клика, не состоялся, наступало похмелье, боязнь за то, что придется расплачиваться за свои злодеяния не только на территории СССР, но и в других странах.
О приближающейся катастрофе говорили солдаты, офицеры, а генералы помалкивали, хотя тоже понимали, что гитлеровской авантюре приходит конец. Вот и генерал Типпельскирх, давая оценку соотношению сил — советских и германских — к январю 1945 года, писал: «В целом соотношение сил было таково, что успех немецкой обороны почти исключался, даже если предположить крайнее упорство войск и искусное управление ими. Неясен был еще лишь масштаб грозящей катастрофы»[222].
Недооценили тогда гитлеровские стратеги экономического потенциала Советского Союза — вот и просчитались. Противостоять войскам Красной Армии было уже не так просто. На главном стратегическом направлении армии 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов превосходили гитлеровскую группу армий «А»: в живой силе в пять с лишним раз, в орудиях и минометах — почти в семь раз, в танках и самоходно-артиллерийских установках — в шесть раз[223].