Лететь пришлось недолго – вскоре вся четверка потянула меня вниз, снижаясь к выраставшему где-то впереди нас городку. Чувствуя, что силы полностью покинули меня, я мог лишь развести крылья как можно шире и парить, медленно снижаясь к самому большому зданию города. «Наверное, это ратуша» – задыхаясь, подумал я. Площадь вокруг него была достаточно большой, чтобы мы смогли осуществить наше «контролируемое падение», не врезавшись ни в чей дом и не задев ничего важного. Судя по всему, сопровождающие меня пони думали точно так же. Не знаю, что навело их на эту мысль – то ли наш «полет», зигзагообразными коленцами напоминавший пляску пьяного матроса, то ли… Я громко застонал сквозь сжатые зубы, когда над самой землей мои крылья вывернулись вертикально вверх, не в силах более поддерживать меня в воздухе. Чувство онемения вновь разлилось по шее и плечам, когда я, словно подстреленная птица, рухнул на крышу прокатившегося по земле фургона. Еще не отойдя от чувства того, что нужно тянуть, лететь, я сделал шаг вперед… Но крылья меня уже не слушались. Кувыркнувшись с крыши, я хлопнулся в снег и закрыл глаза. Запутавшаяся на мне сбруя плотным коконом стянула тело, но мне было абсолютно все равно. Хотелось только тихо лежать, пуская пузыри из носа, и не шевелиться. Снег был такой мягкий, что я прикрыл глаза и не сразу понял, что меня кто-то толкал под бока. Двигаться не хотелось абсолютно, и я испустил самый жалобный стон, который только смог изобразить, в надежде, что домогающийся меня поймет намек и свалит куда-нибудь подальше. Однако моим надеждам не суждено было сбыться – за считанные минуты меня извлекли из так понравившегося мне сугроба, попутно освободив мою обессилевшую тушку от смерзшихся веревок. Поднимавшие меня пони были настолько любезны, что не больше трех раз наступили на мои волочащиеся по земле крылья и даже не стали бить по голове за снесенный фургоном зимний павильончик! Удивившись такому гостеприимству, я изобразил щурящегося китайца, и наконец, приоткрыл глаза.
Площадь кипела. Сотни пони всех цветов и расцветок взволновано переговариваясь, сновали вокруг фургона и ратуши. Недалеко от нас я заметил открытую повозку, из-за бортов которой выглядывали знакомые мне одеяла и подушки. Кашель Деда, ставший мне уже родным за эти семь дней, эхом отозвался в моей абсолютно пустой голове.
– «Де-е-е-ед…» – тихо просипел я. От усталости, мой голос напоминал шипение старой больной гадюки, и я даже не надеялся, что меня услышат даже находящиеся рядом со мной пони. К сожалению, эти балаболы были заняты обсуждением моих физиологических особенностей в виде больших и мягких крыльев, одеялами лежащих на их спинах и свисавших по бокам, и не обращали особого внимания на издаваемые мной звуки.
– «Ух ты! Посмотри, какие они огромные!»
– «Ага! Даже больше, чем у Тандерлейна! Спорим, она ими укрывается вместо одеяла?!»
Я не имел ни малейшего понятия, о чем они болтали. Может, это пегасовские «30 см в холодной воде»? Встревать в их болтовню мне абсолютно не хотелось, и я привалился к плечу одного из поддерживавших меня добровольцев, тупо смотря, как из скособочившегося фургона извлекают помятую Бабулю.
Увидев меня, старушка вновь, как прежде, всплеснула копытами и бросилась ко мне, расталкивая окруживших нас пони. Подбежав, она обняла меня, крепко прижав к себе.
– «Милая ты моя! Хорошая! Все, все хорошо!» – лихорадочно повторяла она, орошая слезами радости мою шерстку. Лишившись «поддержки с боков», я обессилено сел на снег и положил голову ей на плечо. У меня не было сил даже обнять Бабулю, и я только и смог, что просипеть ей на ухо:
– «Он рисковал своей жизнью, чтобы найти меня в том ночном лесу! Неужели ты думаешь, что Я отдам за него меньшее?». Думаю, что она услышала меня, так как снова крепко стиснула меня в объятьях под радостные выкрики других пони. Хрен их поймет, чему они там радовались…
Кажется, я зевнул. Потом еще раз. И еще. Сердце стучало, как барабан, нос забивал уже привычный малиновый запах, а вокруг стремительно разливалась темнота, быстро поглощавшая происходящее вокруг меня.
Эй! Кто выключил свет?
Глава 8. Беда не приходит одна.
Пробуждение было резким, как понос, и внезапным, как приезд линейного контроля[11]. Казалось, еще секунду назад я пыхтел рядом с приземлившимся на площади фургоном, а уже через секунду я обнаружил себя лежащим в теплой, ярко освещенной комнате. Подняв голову, я обнаружил, что лежу на большой больничной кровати, и почему-то – поперёк нее. В голове было сухо и звонко, словно в рассохшемся старом дереве, и мне с большим трудом удалось поднять голову, чтобы посмотреть перед собой… Передо мной кто-то был. Тело какого-то пегаса развалилось на соседней кровати, сонно разглядывая меня через прищуренные веки, словно он безуспешно пытался вспомнить, кто же это перед ним…
11
Сложите санинспектора, пожарного инспектора и директора с прокурором, выдайте санкцию на расстрел, после чего доставьте к себе на работу с внеплановой проверкой. Вот это и будет врач ОЛК.