Мы с папой ругались тогда чуть ли не до драки, но он сказал мне, что я пожалею, что достойного человека нужно дождаться, что Ярослав с кем-то параллельно встречается и обманывает меня.
Я не верила ни одному слову отца и не слушала, что он мне говорит, даже собиралась устроить Ярику романтик в день его отъезда, купила бельё, сходила на эпиляцию.
Это был мой ему прощальный подарок, я хотела подарить ему себя, чтобы задержать его, вынудить остаться, так сильно любила и верила в нас, думала, что он тоже.
Мы пришли в номер отеля, он отправился в душ, а я услышала как звонит его телефон, нерешительно ответив, я услышала сладкий голосок моей одногруппницы Даши Перкасовой, или как любила её называть Ангелина «Пельмениха». У неё сильно перекаченные губы угловатой формы, отсюда и прозвище. Даша бывшая моего брата, всё бегала за ним хвостом, пока Ангелина не появилась на горизонте.
Даша шептала в трубку такие сладкие вещи, что я с психу сбросила вызов и стала рыскать в его телефоне, он присылал ей всякие интимные фото и писал как он её хочет и как здорово, что у них такая совместимость в постели.
Как же хорошо, что у нас с ним ничего не было! Я бы жалела всю жизнь о такой глупости.
Я ушла тогда, напилась и проплакала месяц, решила на время завязать с отношениями, вот и не искала себе никого.
С папой мы после этого помирились, он жалел меня и дарил утешительные подарки, в виде новомодного компьютера, автомобиля и прочего.
Папа решил, что он должен меня защитить от всех парней мира, ведь все они похотливые уроды и заодно от всех угроз и обидчиков мира, ведь никто не имеет права огорчать меня.
Кто бы мог подумать, что спастись от мужчин не так просто!
Один вот похотливый урод чтобы справить свою грязную нужду похитил меня, я не готова дарить ему свою невинность, но как только представляю, его руки на себе, живот приятным спазмом стягивает.
Почему именно сейчас, когда я умираю с тоски в бесконечной дороге, он стал молчаливым камнем?
Почему это меня задевает?
Меня уничтожает молчание.
— Долго нам ещё ехать? — в ответ ничего, как будто он внезапно оглох или забыл родной язык. На сколько он старше меня? Может у него и правда с ушами беда, я зря обижаюсь?
— Мы будем делать остановку у леса? — спрашивает усатый лысый громила.
— Да, но проверьте сперва нет ли хвоста.
А вот это плохо, если Егор где-то тащится, они непременно его обнаружат.
Так Нарвал получается хорошо слышит, просто игнорирует меня? Я что, обидела его чем-то?
Не будь я такая тревожная, принципиально бы молчала тоже, но мне нужно срочно с кем-то поговорить, чтобы снять напряжение.
— Глеб?
Он удивленно поднимает брови и смотрит на меня с усмешкой всего секунду, а потом снова становится серьезным и утыкается в телефон.
— Ты хотела спать, разве нет? — говорит, переводя взгляд в окно.
— Я думала, ты глухой, — обиженно бубню себе под нос.
— Ты соскучилась, моя девочка?
— Ты морозишь меня, чтобы добиться прогресса в неумелой кадрёжке?
— Считаешь, мне нужно как вонючему подростку применять какие-то тупорылые приёмчики?
Его улыбка стала похожа на оскал, он потянул меня за ногу, я тут же оказалась лежащей на сидении, место от его прикосновений жгло адским пламенем. Я вспыхнула полностью, как спичка.
Он навалился на меня и взял за шею, фиксируя голову, чтобы я смотрела прямо в его глаза.
Тело этого мужчины — гора мышц, огромная горячая гора мышц.
Лишь потому что не хочу показывать как сбивается ритм моего дыхания от такой близости, не позволяю себе сделать новый вдох. Щеки горят, кипятком наливаются.
— Я могу сделать так, что ты будешь ползать передо мной на коленях, умоляя, чтобы я тебя выебал. Готов поспорить, у тебя в трусиках сейчас влажно, — он ослабляет хватку на шее, медленно ведет рукой по груди до живота, ткань плотная, но я чувствую жар его ладоней, — Ты хочешь меня с нашей первой встречи. Голодная кошечка. И мне это чертовски льстит.
— Нет! Отвали!
Самое страшное, что в его словах есть доля правды или даже не доля…
Но что бы не происходило, я буду сопротивляться вплоть до самоубийства, но не позволю себе плясать под его дудку или умолять о чем-то грязном.
Он оттягивает резинку штанов и хочет коснуться меня.
— Хватит трогать меня! — вцепляюсь в его руку, он не должен узнать, какая я влажная.
Бог наказывает меня, я сделала что-то ужасное в прошлой жизни?
Или в этой?
Но я никого не обижала, обижали только меня.