– Правда? – раб вздернул темные брови. – Где же проходит граница?
– Лицо и общий облик – допустимо, – задумалась я. – Изгибы – точно нет.
– Хм, – Геррах нахмурился. – Давай попробуем еще раз. Твои губы, Амедея, точно лепестки роз.
– Неплохо, – ответила я.
– Кожа чистый фарфор.
– Вполне, – одобрила я.
– А дерзкие вишенки, что натягивают ткань платья, так и хочется укусить.
Мои щеки запылали.
– Нет! – воскликнула я. – Никаких вишенок!
– Значит, граница проходит по ним? – невозмутимо уточнил варвар. – Я, кажется, понял.
Взяв с тарелки булочку, Геррах макнул ее в персиковый джем и откусил сразу половину.
– Что? – промычал он. – Я опять сделал что-то не так? Надо было колоть ее вилкой?
– Наблюдай за мной и повторяй, – терпеливо сказала я.
В конце концов, тетя Молли права: и обезьяну можно выдрессировать. Но придется усердно работать.
***
Амедея очаровательно смущалась, деликатно поправляла его и завопила лишь раз, когда Геррах схватил соусник и сделал вид, что собирается пить прямо из носика.
Он вынужден был признать, что Эврас прав, и с рабством им действительно повезло. Хозяйка оказалась доброй, милой и очень привлекательной. Хоть Геррах и продолжал убеждать себя, что последнее вовсе не важно, но завтракать в компании красивой женщины было очень приятно.
– Скажи, Геррах, тебе нужна медицинская помощь? – спросила она.
– Не думаю, что твои целители, кем бы они ни были, смогут вернуть моего дракона, – резко ответил он.
– Я про рубцы от кнута, – пояснила Амедея. – Болят?
Геррах пожал плечами. На эту боль он не обращал внимания. Это как если бы человека, которому отрезали ногу, спросили – не досаждает ли ему насморк.
– Мне жаль, что так вышло, – с сочувствием продолжила девушка. – С драконом.
– Правда? – нехотя сказал он. – В вашей стране оборотней не считают за людей. С чего бы тебе меня жалеть? По вашей логике я должен радоваться, освободившись от звериной половины. Разве нет?
– Нет, – выпалила Амедея без раздумий. – Я знаю, каково это… Отказываться от части себя…
– Откуда бы тебе это знать?
Она спохватилась, как будто сболтнув лишнего, и мило улыбнулась.
– Я про замужество, – пояснила охотно. – Когда девушка выходит замуж, то тоже лишается очень многого. Попробуй теперь намазать ломтик хлеба творожным сыром. С ножом ты должен управиться легко, не так ли?
Амедея хотела казаться беззаботной птичкой, и это у нее получалось очень неплохо, но Геррах видел за нежной внешностью стальной характер. А будь он иным, разве пошла бы она на такой отчаянный риск?
– Замужество не отбирает, а дает, – возразил он. – Это этап жизни. Как дерево растет, цветет и дает плоды, так и женщина исполняет свое жизненное предназначение, когда любит мужчину и рожает от него детей.
– Угу, – промычала она, пряча взгляд.
– Может, я лучше убью твоего жениха, раз уж он тебе не по нраву? – предложил он. – Сними с меня браслет, и я…
Амедея снисходительно улыбнулась, и Геррах сам осознал примитивность своей уловки.
– Не перебьешь же ты всех, – заметила она. – Аль-Малена – город большой. К тому же сюда съезжаются со всего света. Кстати, я тут подумала, что за местного ты никак не сойдешь – акцент, внешность, поведение. Промахи иностранца воспримут проще, спишут на разницу культур. Будешь торговцем с запада.
– С востока. Те земли я лучше знаю.
Амедея вдруг захлопала в ладоши, и Геррах удивленно воззрился на бутерброд в своей ладони. Оказывается, задумавшись, он намазал сыр и сложил приборы как положено.
– Браво! – воскликнула девушка. – У тебя очень хорошо получилось. А теперь не запихивай его в рот целиком, как бегемот, а откусывай по небольшому кусочку. И не забывай жевать.
– Это все потому, что ты подкрепляешь мои успехи, – сказал Геррах. – Вот кнут на мне не срабатывает. Как меня ни пороли – я только становился упрямее. А поощрение, как видишь, творит чудеса.
– Думаю, свобода – достаточный стимул, – напомнила Амедея.
Геррах укусил бутерброд, запил чаем, сделав аккуратный глоток, и поставил чашку назад на блюдце, заслужив одобрительный взгляд.
– А промежуточная награда будет? – спросил он.
– Что еще ты хочешь?
Его взгляд против воли метнулся к ее губам. Не понять, в чем тут дело. Быть может, в браслете есть плетение, которое заставляет его обожать свою госпожу, но его тянуло к ней как ни к одной женщине прежде.
Уловив что-то по его лицу, Амедея напустила на себя суровый вид.
– Поцелуй, – все же сказал он.
– Ты с ума сошел, раб? – холодно поинтересовалась она.