Выбрать главу

Забрав цепь, Менгуй со своей шестеркой тут же испарились из юрты, повинуясь одному лишь короткому движению головы каана, который теперь напротив, не сводил с меня пронзительного темного взора.

Я не знала чего ожидать… Милости или же казни. Он стал другим. В глазах не было ни любви ни ненависти. Лишь бесконечная усталость и равнодушие, хорошо замаскированные флером власти и некой надменности, за которыми скрывались истинные чувства, пока что недоступные мне.

Закусив изнутри щеку, я усилием воли заставила себя подняться на ноги. Колени дрожали, тело отказывалось принимать вертикальное положение, но я упрямо продолжала стоять, стараясь не обращать внимание на боль и слабость в мышцах.

Не позволю ему сделать из себя бесправное ничтожество.

Отметив мой боевой настрой, Хан поджал губы, будто едва сдерживая ухмылку. Это разозлило меня, и я лишь выше вскинула подбородок, стараясь перенять то же выражение надменности, что ни на секунду не сходило с лица самого Хана.

— Зөрүүд Орос шулам… [Упрямая русская ведьма…] — бросил он, с легким прищуром покачивая головой.

Я не понимала ни единого слова из его речи, и это пугало. Оставаясь в полном неведении, я уже тысячу раз сама себе подписала себе смертный приговор, слыша его в каждой фразе Хана и его соплеменников.

Однако, судя по всему, убивать меня сегодня не планировали…

За спиной послышался тихий стук, и смутно знакомый голос пролепетал:

— Та намайг дуудсан уу, Каан? [Вы звали меня, каан?]

Завернув голову через плечо, я увидела русскую девчонку, что переводила мои слова Менгую.

Отбросив очередной свиток в сторону, Хан легким движением поманив девушку к себе. Уперевшись плечом в один из столбов, поддерживающих свод юрты, и сложив руки на груди, он протянул:

— Тэр хэн бэ, улус руу хэрхэн очсоныг асуу. [Спроси, кто она такая, и как попала в улус.]

Девушка перевела мне его слова, и я, слегка помедлив, ответила:

— Меня зовут Кара. Я попала сюда из-за древнего змея Уробороса. Это единственное, что вам стоит знать обо мне.

Получив перевод, Хан раздраженно дернул уголком губ и довольно резко произнес:

— Би юу мэдэх естой, юу хийх есгүй гэдгээ шийдэх нь танд хамаагүй! [Не тебе решать, что мне стоит знать, а что нет!], — прежде чем девчонка начала переводить, мужчина добавил, — Та сүнснүүдтэй ярилцаж, галыг захирч чаддаг нь үнэн үү? [Это правда, что ты умеешь говорить с духами и подчинять огонь?]

Я кивнула, едва заслышав русское значение прозвучавших фраз.

Хан задумчиво потер подбородок. Похоже он и сам не понимал что со мной делать.

— Как тебя зовут? — осторожно шепнула я переводчице, бросающей весьма красноречивые взгляды на размышляющего над моей судьбой каана.

С недовольством переведя взор в мою сторону, она едва шевеля губами, вымолвила:

— Настасья я.

Как только мои губы вновь приоткрылись, для того чтобы спросить какой сейчас год, девушка прошипела:

— Молчи, если тебя не спрашивают! А то вместо гарема мигом в скотники угодишь!

Я пораженно отпрянула от девушки, всем телом ощущая исходящую от нее неприязнь.

Бешеная какая-то!

— Шивнэхээ боль! Тэр одоо тэр гаремд амьдрах болно гэж шуламд хэлээрэй. [Хватит шептаться. Скажи ведьме, что с этого дня она будет жить в гареме.]

Похоже Хану не понравились наши перешептывания…

Опустив пристыженный взгляд в пол, Настасья перевела:

— Каан говорит, что ты будешь жить в гареме.

Что?! Нет, нет, нет…

Распахнув испуганный взгляд, я воскликнула:

— Нет! Пожалуйста, только не в гарем! Что угодно, прошу, но только не туда!

Настасья взглянула на меня как на умалишенную, и прошептала:

— Ты совсем дура?! Да с твоими увечьями богу молиться надо, что в гарем попадешь, а не к рабам в скотник!

— Да я лучше сдохну, чем лягу под такого как Менгуй или тот лысый мордоворот!

Настасья фыркнула, и попыталась что-то объяснить, но на нее тут же прицыкнул Хан, заставив девушку замолчать. Его, кстати, моя реакция будто и не удивила. Оторвавшись от столба, он не торопясь подошел ко мне, и остановившись буквально в полушаге, склонил голову на бок. Его странный будоражащий взгляд блуждал по моему лицу и волосам, изредка спускаясь в разорванный ворот рубашки.

— Теперь ты моя, Шулам. Сделать все о чем я попрошу, и будешь жить — на ломаном русском пророкотал он, — Иначе — смерть. Поняла? Уйдешь — смерть. Отдашься другому — смерть. Обманешь — смерть.