Шорохов поудобней перехватил автомат и осторожно двинулся вперед.
Когда-то это был широкий, многолюдный проспект, о чем немо свидетельствовали десятки искореженных и смятых до неузнаваемости автомобилей, перевернутых, сваленных в кучи, превращенных в уродливые груды металла.
Орловский с удивлением различил проржавевший контур микроавтобуса, застрявшего в проломленной стене здания и наполовину засыпанный грудой каменного мусора. Бушевавшая здесь неведомая чудовищная сила запихнула автомобиль в кирпичную стену, будто игрушку в карточный домик.
Единственным ярким штрихом в царстве черно-серых тонов была буйная растительность, взломавшая побегами слой асфальта, опутавшая проржавевшее железо и даже нашедшая себе пристанище на голых камнях разрушенных зданий, выглядывая из окон и провалов стен ядовито-зелеными зарослями.
На угловатых руинах зданий даже по прошествии десятилетий были видны следы пожаров. В некоторых местах кирпич и бетон сплавились в стеклоподобную корку, свидетельствующую о бушевавшем тут безумстве ядерного огня. Наверное, эпицентр ядерного взрыва был не так близко, иначе даже этих жалких руин не осталось бы и в помине.
«Природа не терпит пустоты», - Алексей Владимирович вспомнил собственную фразу, найдя ей визуальное подтверждение.
Уничтоженная ядерным огнем флора получила, как ни странно, в этом факте чудовищный радиоактивный допинг, выдавая теперь немыслимое многообразие жизненных форм. Густые заросли неведомых растений, порой, совсем скрывали следы деятельности человеческих рук, слаженно покачиваясь под порывами ветра и роняя облачка мутной пыльцы.
Они двигались вдоль невысокой полуразрушенной стены, некогда служившей оградой примыкавшему к проспекту небольшому скверу. Здесь образовалось узкое пространство, относительно свободное от завалов, если не считать оплывшие кучи мусора и битого кирпича.
Сгустившаяся темнота не позволяла толком разбирать дороги, но включать фонари не стали, опасаясь привлечь внимание прячущихся в развалинах тварей.
Орловского не отпускало ощущение взгляда со стороны - так, наверное, чувствует себя дичь во время охоты. И понимание того, что теперь человек и мутировавшее зверье поменялись ролями, лишь усиливало это ощущение.
Раздавшийся в развалинах шорох заставил их замереть: кусок полуразрушенной кирпичной стены, изъеденный временем и непогодой, с глухим шумом рухнул вниз, подняв облако белесой пыли.
Профессору показалось, что в темном проеме мелькнули золотистыми искорками звериные глаза. Он даже вскинул пистолет, но Павел коротким движением остановил его, отрицательно покачав головой.
- Не стоит привлекать к себе внимание попусту. Они нас пока не трогают.
До нужного им перекрестка оставалось чуть меньше полусотни метров. Огромная, высотой в несколько метров, груда искореженных автомобилей покрывала почти все пространство дорожной развязки.
Это было настоящее механическое кладбище, тонны смятого и перекрученного металла. Оно виднелось даже в густых сумерках асимметричными, рваными контурами полусгнивших автомобильных остовов.
Уцелевший фонарный столб согнулся печальным знаком вопроса над этой картиной апофеоза последней в истории человечества войны.
Павел неожиданно замер. Орловский и сам ощутил – что-то не так.
Вокруг ничего не изменилось - мрачное безмолвие мертвого города по-прежнему расстилалось вокруг. Но в него вторгся какой-то странный отзвук, неявный, на грани слышимости.
Павел посмотрел на Орловского, и коротким движением потянул его за рукав в сторону, пока они не уперлись спинами в угловатую поверхность стены.
Звук теперь стал ясно различим: нарастающее басовитое гудение, идущее неизвестно откуда.
На перекрестке творилось что-то непонятное.
Раздался характерный треск электрического разряда, короткая ветвистая молния полыхнула прямо из воздуха, ударив в один из покореженных автомобильных остовов.
Вторая, третья…
Пространство вокруг озарялось синими сполохами холодного, неживого света.