том свитере и защитного цвета брюках. Верховный молчал, ждал.
Пришедший, присев на корточки, тоскливо оглядел веера и све-
тильники, покосился на профиль Верховного — хоть на медали
выбивай, добавить еще лавровый венок — будет вылитый Юлий
Цезарь. Верховный был одет по-домашнему, в сером махровом
халате, позаимствованном, скорее всего, там же, где и подушки.
— Чего ты хотел, Миша? — мягко спросил Верховный.
— Да я-то ничего... — неуверенно начал вошедший. — Меня
Зоя просила поговорить с тобой, Юра.
— Ах, Зоя, Зоя, — с ласковой укоризной произнес Верхов-
ный. — Что-то много она стала позволять себе в последнее время.
— Хоть ее-то не трогай, Юра! — тоскливо вскричал челове-
чек. — Ладно, считай, что я и сам поговорить хотел. Ведь так не
может дальше продолжаться.
Верховный изобразил недоумение.
— О чем ты? Я что-то не пойму.
— Ты прекрасно все понимаешь, Юра. Эти девочки... зачем они
умирают? Ведь ты сам не знаешь, что делать, Юра, ты так же ни в
чем не уверен, как все мы, только скрываешь это. Прекрати эти
ненужные жертвы, эти бессмысленные убийства, а то...
— А то — что? — переспросил Верховный. — Ты угрожаешь
мне, Миша? Не думал я, что у нас до этого дойдет. Ты же зна-
ешь — стоит мне крикнуть, и охрана от тебя мокрого места не ос-
тавит.
— Не пугай, Юра. Если ты хочешь, если ты посмеешь меня
убить — убивай, мне все равно. Я скажу тебе, почему ты не мо-
жешь остановиться. Если сейчас ты посмеешь признаться людям,
что столько девочек угробил напрасно, они тебя разорвут в кло-
чья. Это тупик, Юра. Мы не можем остановиться, но и жить так
дальше невозможно.
Верховный молчал. Когда он заговорил, тон его был совсем
другим.
— Миша, Миша, ты просто устал. И я тебя прекрасно понимаю.
Вспомни, сколько лет мы знаем друг друга, и ты всегда мне верил.
Почему же сомневаешься теперь? Ведь мы с тобой сто раз уже об-
суждали и пришли к выводу — правильно предсказать дату конца
света удалось лишь индейцам. Значит, и в остальном они были пра-
вы. Конечно, у нас масштаб не тот, но мы ведь делаем все, что в на-
ших скромных силах. Как говорится, чем богаты... И ты ведь согла-
шался со мной, что нужно отказаться от прежних богов, которые
все равно не сумели спасти человечество. И что наша религия все-
сильна, потому что она — единственно верная. Синтез верований
индейцев и древних славян — ведь и они поклонялись Солнцу. Ведь
только мы, Миша, мы одни во всем метро еще и задаемся глобаль-
ными вопросами о судьбах мира, мы здесь последний оплот духов-
ности. Только мы в состоянии еще как-то поддерживать мировую
гармонию. Все эти красные, синие, зеленые, коричневые — им не до
того, они только между собой грызутся, самолюбие свое тешат. Да-
же в Полисе заняты не тем, хотя могли бы все проанализировать и
сделать те же выводы, это ведь на поверхности лежит. Не напрасны
наши жертвы, Миша, поверь. Помнишь, как ты восхищался моей
гениальностью, когда я доказал, что через сорок два года после Ка-
тастрофы наступит уже полный и окончательный... конец света.
И спасутся лишь избранные. Те, кто правильно понял происходя-
щее, сумел верно истолковать знамения свыше. То есть мы.
— Да как это можно доказать? А вдруг не наступит?
— Ну, если не наступит, тогда я лично перед тобой извинюсь.
— Столько не живут, Юра, — вздохнул человечек.
Но видно было, что он уже сдается. Верховный, как всегда, су-
мел найти нужные слова.
— Значит, Зоя, говоришь, жалуется? — спросил он.
— Только не трогай ее, Юра, прошу тебя.
— Ну что ты. Я понимаю — ей тоже непросто. Она девчонок
растила, привязалась к ним. А кому сейчас легко, Миша? Но мы
должны уметь поступаться личным ради общественного. Да, сда-
ла она за последнее время, сильно сдала. А ведь какая женщина
была, Миша. Доконала ее подземка.
— Это не подземка ее доконала. Это ты ее доконал, Юра. Она
извелась уже вся, вот-вот нервный срыв будет.
— Да? Ну спасибо, что предупредил. Я с ней поговорю, — успо-
каивающим тоном произнес Верховный. — Пойми, это исключи-
тельный случай, что приходится использовать в церемонии дево-
чек со станции. Но, в конце концов, Зое не следовало бы прини-
мать все так близко к сердцу. Она ведь им все-таки не родная мать.