И я не готова была стать ещё одной, только потому что нам в программу ввели курс, единственный преподаватель которого не знает, что делает, зато если мы не делаем то же самое — ставит тройки!
Чтоб тебя, Тамара!
Сгущённый воздух, который я гнала перед собой, чтобы предотвратить нежелательные столкновения, распахнул дверь с громким хлопком. Я оглядела комнату — мою личную комнату, которую мне придётся оставить из за этого курса — и сделала четыре глубоких вдоха.
Бесполезно говорить себе “Успокойся!”, если ты действительно хочешь успокоиться. Следует вместо этого сосредоточить внимание на успокаивающих действиях. На чём-то, что всегда получается. Что знакомо и в чём ты была бы по-настоящему уверена.
Я упала на кровать, надеясь, что тело расслабится как-нибудь само, и сосредоточилась на том, что так любила. На своей магии.
Аккуратные сгустки воздуха один за другим повисали вокруг меня. Невидимые — лишь слабая рябь пространства могла бы выдать их — но такие понятные для меня. Моя воля играла с ними, передвигая, меняя форму, готовя к моменту, который я люблю больше всего.
К моменту, когда один из лучей закатного солнца попал на сгусток. Попал — и преломился тысячи раз.
Вся комната засверкала радугами и спектральными лучами. Лучи искажались, когда воздух менял плотность. Лучи меняли направление, распадались на цвета и вновь собирались воедино. Каждую плоскость воздушных кристаллов я чувствовала, как продолжение самой себя. Это была моя магия. И никто, кроме меня, не смог бы так же.
Дверь открылась без стука — а значит, пришла Милль. Никто, кроме неё, не смог бы войти — а если это не она, то… Сопротивляться тому, кто прошёл все мои барьеры без разрешения? На это у меня нет ни сил, ни знаний.
Милль стояла в дверях, завороженно глядя на сияние зелёного спектра, которым я высветила для неё путь.
— Проходи, раз уж тут. — я не была вполне уверена, рада ли я её визиту, или скорее хочу, чтобы меня оставили одну — однако Милль всегда приносит такие ужины, что даже самое ужасное настроение растворяется в буйстве вкуса. Ведь это — её магия. Магия для души.
Про то, что такие чары существуют, тебе не рассказывают на уроках. Это скорее то, к чему ты приходишь сам — а потом внезапно узнаёшь, что, оказывается, абсолютно у всех такое есть. Это та магия, которую ты творишь, когда устал колдовать. Когда ты не хочешь думать о целях, о точности, о ёмкости заклинаний или принципе минимально-необходимого. Ты просто позволяешь своей фантазии протекать сквозь реальность и смотришь, что получается. Это та магия, у которой не должно быть ни особой пользы, ни даже повторяемости. Та магия, которую никогда не запишут в учебники заклинаний и не будут изучать на уроках — да и, скорее всего, её вообще никто и никогда не станет пытаться повторять. Сверкающие радуги были моей магией для души. А Милль оказалась невероятно прагматичной — и её магия проявлялась в самой лучшей еде в мире.
— Булочки с туманной начинкой из свежего сыра и базиликовой инкрустацией, — торжественно представила Милль своё новое блюдо, позволяя крышке её обеденной корзинки отскочить и повиснуть в метре от нас. Внутри лежали булочки. На вид — самые обычные. Впрочем, утреннее блюдо Милль выглядело как снег.
Я потянулась было к еде — однако сразу же получила по пальцам. Милль заулыбалась ещё шире, и из за её спины медленно выплыл кувшин, прежде невидимый мне. Кувшин, полный густого белого напитка, вкус которого мне только предстояло узнать.
— Импульсное молоко! — гордо заявила Милль. Молоко вытекло из кувшина, формируя пару небольших шариков в воздухе, удерживаемых магией Милль. Я постаралась подхватить один своим телекинезом — пока он не упал и не промочил простыни.
— Я экспериментирую над поведением пищи при попадании в тело. Мы чувствуем вкусы только языком — но другие ощущения, вроде жара, или набитого живота — это ощущения, возникающие после. Я раньше мало думала о том, что можно попробовать воздействовать и на них тоже. Просто подумай, ни один повар на свете, наверное, не думал над тем, что можно позаботиться о едоке ещё и так!