— Ну да, — Харон удивлён — что странного в том, чтобы сварить кофе? — Серьёзно.
— Нет, подожди, — Андрей садится на кровати. — Я правильно понимаю, что ты именно варишь кофе? Настоящий кофе, из зёрен, не бурда с банки…
— Я же сказал — кофе, а не бурда, — прерывает Андрея Харон. — И если я говорю «кофе», то это действительно кофе, а не какие-то там суррогаты и эрзацы. И именно варю, а не тупо заливаю кипятком. Более того, я не признаю кофе даже из кофемашин. Всё по старинке, в турке, как и должно быть.
— Охренеть, — выдыхает Андрей. — Просто охренеть. Настоящий кофе. Утром. Это… Блин…
— Что такое? — Харон действительно не понимает, что же такого из ряда вон он этим сказал. Ну кофе и кофе, подумаешь. Чего пацана расколбасило-то так? — Тебе не нравится кофе? Ну без проблем, можно и чай…
— Нет, нет, — перебивает Андрей. — Нравится. Просто… настоящий, ну… с утра это самое то, а получается редко. То времени не хватает, то просыпаюсь не дома, и единомышленников не находится. Кофе с утра — это же мечта, — он нервно улыбается, пытаясь скрыть улыбкой смущение.
— Не с теми людьми, может, просыпаешься? Так, жди меня здесь, — Харон резко поднимается с постели и, не озаботившись ничем, чтобы прикрыться, идёт к выходу из спальни.
Андрей не сводит с него глаз, скользя взглядом по телу. Раньше Харон бы нашёл, что на это сказать, но сейчас желания ёрничать нет никакого.
— Дождись, не вскакивай, — улыбаясь от двери, просит Харон и взяв с полки на стене влажные салфетки, бросает упаковку Андрею. — Вместо душа пока, сойдёт?
Андрей, ещё больше смущаясь, кивает и ловит салфетки. Харон скрывается за дверью и через некоторое время Андрей чувствует аромат кофе. Настоящего кофе, который никогда, ни с чем не спутаешь. Улыбается — ну, кто бы мог подумать — идеальное утро. Вытягивается на кровати — такое утро обязательно надо занести в свою память с пометкой «важно», и помнить его всю жизнь.
Возможно, именно так и надо? Если просыпаешься с нужным человеком, то всё в твоей жизни начинает складываться правильно. И настоящий кофе, и ощущение спокойного счастья, и ожидание чего-то ещё, чего не было никогда, но вот-вот случится…
Несколькими минутами спустя появляется и Харон, держа в руках поднос с чашкой кофе на нём.
— Кофе в постель, — улыбается он какой-то слишком уж хитрой улыбкой.
Андрей приподнимается, хочет сесть, но Харон качает головой:
— Нет, не так, — и приближается к постели.
Он уже успел надеть джинсы, но торс без одежды. Обуви тоже нет, и босые ноги ступают неслышно, бесшумной поступью.
«Как хищник», — проносится в голове Андрея, и он всё же садится на кровати.
— А как ещё? — Андрей в непонятках. — Ты же это для меня?..
— Для тебя, — улыбка Харона становится ещё хитрее. — Но ты ляг.
— Зачем?
— Увидишь, — Харон присаживается на край кровати, держа перед собой поднос. — Ложись, хороший мой. Кипяток нельзя так сразу пить, тем более, кофе должен немного отстояться, обогатиться вкусом. Ну? Давай, ляг, я же не требую от тебя на голову стать, в самом деле.
— Ладно, — ворчит Андрей, укладываясь на подушку. — Мне нравится горячий.
— Мне тоже, — Харон прищуривает глаза. — Очень нравится. Горячий. Такой горячий…
Недоговорив, он ставит поднос на грудь Андрея. Тот сначала инстинктивно дёргается, но, понимая, что может пролить напиток, замирает.
— Ты… Ты что творишь?
— Тс-с-с, спокойно, — Харон невесомо гладит Андрея по животу, стаскивая вниз одеяло. — Поднос с бамбуковой прослойкой, которая не даёт ему нагреваться от горячего. Но если ты разольёшь кипяток на себя, никакая прослойка здесь не поможет.
— Зачем? — повторяет Андрей, теряясь в ощущениях.
— Просто подождём, пока кофе немного остынет, — Харон стаскивает одеяло полностью и гладит Андрея по бёдрам. — А чтобы аромат лучше чувствовался, поэтому я его и определил в ближайшей доступности.
Рука Харона ложится на член Андрея и несильно сжимает его вместе с мошонкой, слегка растирая ладонью.
По телу Андрея пробегает дрожь, он смотрит на Харона, а тот, отпустив член, кладёт обе руки на живот Андрея и медленно протягивает их к паху, плотно прижимая ладони к коже.
— Ах-х-х, — Андрея чуть выгибает, а Харон пальцами одной руки уже снова гладит ствол, а второй перебирает яйца. — М-м-мх, — Андрей тонет в ощущениях. — Может, его… на кровать? Ох-м-м-м… поставить…
— Нет, — улыбается Харон, забираясь на постель полностью. Кладёт горячие ладони на колени Андрея и слегка разводит их в стороны. — Раздвинь ноги шире.
— Я… — Андрей задыхается, его пальцы касаются краёв подноса, чтобы снять с себя опасную конструкцию, но замирают под взглядом Харона.
— Оставь на месте, — Харон смотрит в упор. — И раздвинь ноги.
Непонятно почему, Андрей слушается и слегка раздвигает ноги. Пальцы Харона тут же пробегаются по внутренней стороне бёдер, выглаживая кожу и нажимая, разводят колени Андрея ещё шире. После он устраивается между раздвинутых и согнутых в коленях ног Андрея, не прекращая поглаживаний.
— Я не понимаю… — начинает Андрей.
— И не нужно, — обрывает Харон. — Просто постарайся не уронить поднос, — а затем наклоняется и всасывает член Андрея в свой рот.
— Бля-я-я-я-дь, — задыхается Андрей, стараясь не делать резких движений. — Бля, это пиздец какой-то что ты творишь… ох-х-х, бля-я-я-я…
Харон очень медленно, протягивая плотно прижатый к стволу язык, выпускает член Андрея изо рта и поднимает голову.
— Тихонько, — громким шёпотом, улыбаясь. — Спокойно. Всё хорошо. Тебе же хорошо? — и длинно лижет от мошонки, слегка приподнимая её кончиком напряжённого языка, до верхушки головки члена Андрея.
— Да-а-а, хорошо-о, — запрокинув голову, стонет тот.
— Ну вот и отлично, — Харон обхватывает ладонью мошонку Андрея, приподнимает, будто взвешивая и слегка сжимает. — Не думай ни о чём, просто чувствуй, — и снова всасывает член до самого основания, упиваясь следующим рваным и протяжным стоном.
Крепче сжимает губы вокруг напряжённого ствола, втягивает щёки, создавая вакуум, расслабляет горло. Сосёт с удовольствием, заглатывая на всю длину, натягиваясь ртом до основания члена и время от времени сглатывая. Пальцы одной руки перебирают яйца Андрея, оглаживая кончиками бархатистую кожу мошонки. Вторая рука гладит внутреннюю часть бёдер раздвинутых в стороны ног и продвигается к промежности. Сосательные движения становятся интенсивнее, часть слюны стекает. Стоны Андрея звучат практически беспрерывно, переходя иногда в подобие некоего скулежа. Продолжая сосать, Харон отпускает мошонку и кладёт свою ладонь на живот Андрея. Прижимает к коже и протягивает вниз к паху, чувствуя каждую напряжённую мышцу пресса. А пальцы второй руки, осмелев, уже гладят промежность, не исключая и плотно сжатые мышцы сфинктера. С пошлым чмоканьем Харон выпускает изо рта член и облизывает свои пальцы. Снова берёт в рот, на этот раз не очень глубоко, облизывая языком под головкой, а свои мокрые пальцы прижимает к анусу Андрея. Чувствует, как напрягается тело под его руками, как Андрей тонет в ощущениях и ёрзает в желании то ли отодвинуться от настойчивых пальцев, то ли насадиться на них. Харон не спешит. Пальцы скользят вокруг сфинктера, слегка нажимая снаружи. Поглаживают промежность, цепляют мошонку. Вторая рука почти приклеилась к нижнему прессу, настолько плотно прижата. А язык постукивает по уздечке члена Андрея, вырисовывает абстракции, облизывает головку и упругим кончиком будто пытается проникнуть в отверстие уретры. Чуть сильнее нажатие пальцев на сфинктер — глубокое всасывание — длинный горловой стон — мелкая дрожь тела Андрея и хрипло-срывающиеся стоны в ответ. Снижение давления пальцев, ласковое поглаживание — член почти выпущен изо рта, губы вокруг головки едва касаясь — разочарованный всхлип — пальцы на животе впиваются в кожу — «Ещё-ё-ё-ё», — умоляющее от Андрея — быстрое облизывание языком под головкой, лизание по уздечке, желаемое глубокое всасывание — крышесносный стон Андрея — и снова усиливающееся давление пальцев на сфинктер.