Зюк взял кусочек земли с тарелки, понюхал, растер на ладони и, разглядывая у окна, хмуро сказал:
— Обыкновенный порода речниковых эфелей[5]. Пустой. Чем дело?
— Не золото, Зюк, ты мерзлоту смотри: что с ней делается!
— Мерзлоту? Обыкновенный слючай, она растаял, как сахар.
— А что, если... — Усольцев запнулся от возбуждения, — если мерзлоту в шахте так оттаивать? А? В шахте? Из брандспойта... Вот так, — и снова плеснул кипятком на мерзляк.
— Забой? — спросил Зюк, осторожно отбирая у Усольцева чайник. — Гм-м... — промычал он, приглядываясь к Усольцеву. — Оригинально... подземный гидравлик. Фу, пачкал везде!.. Надо технический расчет делайт точно, как аптека. Завтра скажу, какой выгода этой гидравлик.
— Завтра на «Сухой» надо уже работать этой... гидравликой. Нам некогда, — сухо сказал Усольцев: ему не понравилась фальшивая фамильярность Зюка.
— Завтра? Это не можно. Ви спокойно: ведь надо точный расчет, — мягко сказал Зюк.
— Завтра я буду из чайников поливать! Мне их принесут женщины... и дети. А вы тут... — Он не договорил, стукнул дверью и ушел.
Зюк молча посмотрел ему вслед, прошел и закрыл за ним дверь и, возвращаясь, поднял с пола оброненный Усольцевым кусок мерзляка. Зюк долго смотрел на него, затем струйкой воды из чайника высверлил в нем дырку. Потом разрезал кусок пополам, полез в подполье, достал льду, слежавшейся в комки земли и долго поливал их из чайника.
А в это время коммунисты прииска скакали по тайге, выполняя решения партсобрания. Григорий Залетин пришел домой часа в два, не раздеваясь лег в постель и проворочался до свету, не сомкнув глаз. В голову Залетина напорно лезли слова Усольцева, что за обвал прежде всего ответственны коммунисты прииска. «Либо мы наведем порядок, либо мы не коммунисты, — говорил Усольцев. — Урок мы принимаем. На следующем собрании сделаем выводы, а пока надо достать Данилу... Посмотрим, на что мы годны...»
Перед рассветом Залетин поднялся и осторожно, чтобы не разбудить Клавдию, вышел в коридор. Вышел в коридор и Лаврентий Щаплыгин. Он взглянул в наддверное окно, сонно спросил:
— Что в такую рань поднялся?
— Светает уже, — сказал Залетин. — Вы разве не выходите?
— Да ведь рано?
— Кому как, — неопределенно ответил Залетин.
Рядом из дверей высунулся старик-баксочник.
— Что за шум, а драки нет? — весело крикнул он, подхватывая сползавшие розовые с синей полоской подштанники. Вечером его подстригла жена-старуха, поэтому он выглядел еще более ощипанным, чем вчера.
— Спи уж, воин, — усмехаясь, сказал Щаплыгин.
— Как, то. есть? — обиделся старик. — Ты со своим разрезом больно-то не кичись. Эй, бакса, вставай! — весело закричал он в коридор. — Вставай, лодыри!
9
На баксе уже поглядывали на солнышко и с нетерпением ожидали свистка электростанции, запоздавшего в тот день часа на два. Степка Загаинов, спускавший подрытый отвал, то и дело оглядывался в сторону электростанции, чтобы с первым же клубком пара на крыше станции опередить гудок криком: «Шабаш!» Но пар все не выскакивал, и гудка не было.
— Бабы чо-то идут, — сказал Степка старателям.
От электростанции свернула к баксовому отвалу большая группа женщин и пошла прямо к Степке. Впереди шагала Булыжиха, самая рослая на прииске, стриженая и самая сварливая; нередко под горячую руку она изрядно поколачивала замухрышку-мужа.
— А ты вот попяль у меня там глаза-то, — пригрозил Степке злой с утра Егорша Бекешкин.
— Сюда идут, — сказал Степка в свое оправдание. — Булыжиха ими что-то командует.
— Булыжиха? — с интересом переспросил старатель в жилетке. — Значит, не к добру.
— Давайте, братцы, выкупаем их в баксах, а? — предложил веселый старик, перестав бросать пески и выжидающе оглядываясь на старшинку. — А чо, все равно ведь обед. А?
— Давай, — ухмыльнулся старатель в жилетке, — только тебе Булыжиху.
— Кхм, — старик смущенно кашлянул, — нет, она мне не подходит.
Женщины вошли на отвал, и Булыжиха, размахивая бумажкой, крикнула:
— Эй, непобедимая бакса! Кончай работу! Снимайся с баксы! Мы тут будем.
— Это по какому закону? — прищурившись, спросил Бекешкин.
— Вот предписание директора. Сейчас и десятник придет. А вы на разрезы все, в забой.
— Как, то есть? — задорно переспросил старик.
— Так! — поворачиваясь к нему, отрезала Булыжиха и поперхнулась, изумленно уставившись на выщипанную, с множеством проплешин, голую голову старика. — Это кто тебя так... обкорнал?