За Барсучьим холмом тихо, свежо и спокойно. Хлопцы отдышались и поснимали капелюхи. Они обмахиваются ими: жарко! Оська расстегнул ворот сорочки. К его разгоряченной груди пробирается лесной прохладный воздух.
- Ох, и дал я этому пацюку! Всю чуприну ему повыдрал, - сказал Михась, отирая смуглой ладонью лоб.
- А вы видели, как я того, здорового, за ногу укусил? Когда б не я, он никогда знамя не отдал бы! - выкрикнул Маремуха.
- Что ты хвастаешься? Если б не Куница, знамя осталось бы у них, ввязался и я в разговор. Мне хотелось сбить с Петьки гонор.
- Будет, хлопцы, не ссорьтесь. Все воевали добре, - сказал Оська. Скажите-ка вот лучше, где нам флаги попрятать, а?
И в самом деле, куда девать флаги? Вот эти маленькие, со звериными и птичьими головами, можно запихнуть хоть за пазуху, а что с кошевым делать? Ведь оно широкое, хоть стол застилай. Идти с флагами в село никак нельзя. А вдруг мы напоремся на какого-нибудь петлюровца? Раздумывать много нет времени. Ведь из лесу вот-вот могут выскочить с острыми бебутами в руках взрослые скауты.
- Давайте спрячем в березовой роще, - предложил Оська.
В самом деле! Ведь никому и в голову не придет искать знамя там!
По узенькой меже, разделяющей два пшеничных поля, мы пошли вперед, в березовую рощу. Мы давим ногами голубые васильки, дикие, чуть распустившиеся маки, лиловый куколь. Межа густо заросла цветами и сорной травой. А вокруг, по обеим сторонам межи, колышется от ветра еще не окрепшая, но уже густая пшеница: пробежит полем ветер, и пройдет по ней едва заметная, неслышная зыбь.
В березовой роще совсем прохладно. Она раскинулась на пригорке, и ее обдувает со всех сторон ветер. Чуть слышно покачиваются ровные, стройные березы. В кустарнике заливается черноголовый жулан-сорокопут. Он поет громко, взволнованно, не слыша наших шагов.
Мы спустились в лощину, к ручейку. У самого берега Куница опустился на колени. Под корнями старой березы он обеими руками стал рыть яму. Земля здесь рыхлая, влажная, перемешанная с глиной - копать Юзику легко.
- Довольно! - скомандовал Оська и сунул в яму свернутое кошевое знамя.
Яма закопана. Теперь можно и по домам.
Когда мы шли в село, где-то далеко прокатился глухой раскат грома.
- Будет гроза, - заметил рыжий долговязый хлопец.
- Ну, выдумал! - удивился Маремуха. - Погляди, небо какое чистое.
- Это не гром, это красные стреляют, - уверенно сказал я.
- Откуда красные? Это гром, - повторил рыжий хлопец. - Вы, городские, небось никогда не слыхали настоящего грома. Вот увидите, будет дождь. Слышь, как вороны закаркали. Это к дождю.
Я промолчал. Пусть думает, что это гром. Поглядим, кто из нас будет прав.
Мы подходим к селу. Уже вечереет. Коровы возвратились с пастбища и, вытягивая шеи, мычат около ворот. Хозяйки пускают их во двор и принимаются доить. Слышно, как за плетнями то в одном, то в другом дворе молоко, точно дождь, стучит в донышки широких цинковых ведер. Почуяв вечер, уже суетятся, укладываясь спать, полусонные куры. Как незаметно подошли сумерки! Оська велит хлопцам собраться завтра после полудня в березовой роще.
- Будем делить добычу, - говорит он важно.
Хлопцы расходятся по хатам. Один из них вытащил из кармана скаутскую ковбойскую шляпу и, сняв свой простой соломенный капелюх, с опаской оглядываясь по сторонам, надел ее на голову. Я поглядел ему вслед. Сделав два шага, хлопец чего-то испугался, снял шляпу и опять засунул ее в карман. Трус. Как Маремуха. А я вот свою надену, и никто мне ничего не сделает. Я смело надел Котькину шляпу - она велика мне - и пошел за ребятами.
Но Оська увидел это и сразу насупился.
- Сними! - приказал он.
- Ну и сниму. Мне не жалко...
Вчетвером мы зашли в Оськин двор. Удилище и сетка Петьки Маремухи по-прежнему стояли под крыльцом. Оськина мать сидела на завалинке и, сжав коленями макотру, лущила в нее прошлогоднюю кукурузу. Она терла один початок о другой. Золотистые зерна кукурузы глухо падали в большую, глазурью раскрашенную макотру.
Авксентий, одетый в домотканую коричневую коротайку, стоял тут же. За плечами у него виднелся все тот же двуствольный дробовик. Он собирался уходить.
Увидев нас, он спросил:
- Где были, хлопцы?
- Мы панычей городских лупили, тато, - ответил Оська, вынимая из-за пазухи петлюровский флажок. - Ох, и дали мы им перцу!
- Каких панычей? Тех, что с барабаном? Юнкеров ихних?
- Ну да, ну да, - запрыгал Маремуха, - юнкеров. Мы им палатки оборвали все чисто, шляпы забрали, - вот у Василя шляпа есть. Покажи, Василь, шляпу.
- А где вы били юнкеров? - спросил Авксентий.
- Под Медной горой, около речки, - сказал Оська, хвастливо размахивая скаутским флажком.
- Они не юнкера. Они скауты. Юнкера - те в юнацких школах обучаются, а это гимназисты, их готовят на подмогу Петлюре, - хмуро поправил дядьку Куница.
Но тот сказал:
- Знаю, знаю! Шпионы петлюровские малолетние в тех отрядах готовятся. Значит, это вы пальбу там подняли? А я голову ломал: откуда такой переполох? Из чего же вы стреляли? Я никак не мог разобрать. Не то обрезы, не то бомбы...
- Ага, ага, бутылочные бомбы, - хитро улыбнулся Оська.
- Бутылочные бомбы... Врешь. Откуда они у вас? Где вы их взяли?
- Да не взяли, а сделали, - объяснил я Авксентию.
- Верное слово, сделали, - подхватил Оська. - Насыпали извести в бутылки - вот и бомба. А как они удирали, тато! Кто в кусты, кто куда. Они думали - то настоящие бомбы. Мы у них там все порасшвыряли, а Куница...
- А кто велел тебе нападать на них? - вдруг сурово перебил Оську дядька.
- А мы сами... - начал Оська.
- "Сами, сами"! А ты знаешь, как вы могли нашкодить? Хорошо, хлопцы успели повытаскивать все оружие из пещеры, а то довелось бы расхлебывать вашу кашу.
- Они ж за Петлюру! - удивленный словами дядьки, сказал Маремуха.
- Ну и что ж? А за них могли и нас похватать. Пускай бы шли своей дорогой.
- Не похватают! Красные ведь близко, - ответил я дядьке. - Вы же сами говорили.
- Кто его знает, - неуверенно сказал дядька, - то все бежали в город, а вот недавно через село на Жмеринку опять проскакало шестеро петлюровцев. Я сейчас пойду сам побачу, как там, на шляху, а вы здесь осторожненько...