Тогда инженеры были гораздо ближе к самой чёрной работе пролетариата и самой белой работе чертёжников. Они были очень хорошо образованы не только в своих точных науках, но и, например, в политической экономии, которая в те времена состояла среди наук юридических и считалась прямой дорогой к познанию мудрости Карла Маркса.
Владимир Евграфович Татлин родился в семье московского железнодорожника, но юность провёл в сиротских скитаниях, в том числе заграничных, и никакому инженерному, научному и марксистскому делу нигде не учился. Он нёс инженерный пафос победы над миром, победы над солнцем в самом воздухе, которым дышал. Он стал художником целой серии модернистских сообществ и школ. И стал бы он, наверное, одним из первых десятков хороших, великих, дорогих и музейных.
Но его главное творение всё изменило – это послереволюционный проект Башни Третьего интернационала («Башня Татлина»), в котором Коммунизм был равен Вавилонской башне, а она понималась как глобальная конструкция Фабрики, а они все вместе – как непобедимая спираль Истории, неизбежно превращаемая, наверное, в тонкий луч космического света, подобный лазеру. И всё изменилось.
Ещё до массового архитектурного увлечения «бумажным» строительством Татлин сделал и продумал главное, от чего, как от торнадо, поднялись вихри архитектурных, культурных и мыслительных революций: мир-история, памятник-революция, замысел-переворот Татлина стали возможны почти одной силой мысли – силой проекта. Подлинный отец Третьего, Коммунистического интернационала Ленин в 1920 году, исторически одновременно с Башней Татлина, сказал советской коммунистической молодёжи:
Коммунистом стать можно лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество…
Это значило в измерении Татлина не менее, чем универсальное, всемирное усилие победить от имени мировой культуры, а не против неё, от имени Нового Вавилона – против старого Бога, которого Модерн хоронил со времени Великой французской революции и Ницше.
Но Татлин своими, кажется, простыми, хоть и очень неудобными, материально нерациональными решениями не хотел оставаться в Модерне и шёл дальше, предвосхищая будущий «сталинский ампир» в архитектуре, вдохновлявшийся эпохой Возрождения. Ведь именно к универсализму Леонардо обращается другой знаменитый артефакт-проект Татлина – его «Летатлин», летательный аппарат, выстроенный в полноте знания орнитологии, внутри которой очевидно встроен индивидуальный антропологический смысл. То есть на смену технократическому сверхколлективизму «Башни Татлина», подавляющей мир в целом, её автор готов вывести крайне индивидуальное и органическое, начисто отрицающее технократическую диктатуру создание: на смену победе над солнцем – победу природы над технической диктатурой.
Наверное, именно поэтому Татлину и не нашлось места в сталинском империализме.
Война
Отец мой говорил мне, после своего очередного выговора мне, подробного и долгого, эмоционального и уважительного: «Мы все – дети войны. (Это не проходит бесследно). Мы все больные. Ты должен меня простить».
МАШИНЫ
Летом в середине 1980-х мы поплыли на вёслах вверх по речушке Глинке с Прони на рязанскую сторону, напротив деревни моей матери, на хутор за молоком.
Бабка, продавшая нам молоко, в ответ на вежливый вопрос о возрасте сказала: «да, что уж, скоро домой…» О войне вспомнила лишь: «ииии, ребята, а уж как он, немец-то шёл! машины, машины, машины, каких мы и не видали.»
Каждый легко проверит: здесь, в этой местности, в направлении города Михайлова, не было даже единой линии фронта, и никаких особенных танковых колонн, разумеется, тоже.
НАЦИЗМ
Некто русский рассказывал мне, как сразу после войны, едва ли даже не в 1945 году, в занятом нашими войсками Берлине на станции пригородного поезда его дед спросил у немца о времени прихода ближайшей электрички. Тот достал книжечку с расписанием, пролистал и сообщил. С ужасом дед увидел, что на книжечке крупно написано: 1939 год. Поймав взгляд, немец удовлетворённо сообщил: «да, всё по-прежнему».
Восхищение русского человека немецким орднунгом понятно. Но у онаго орднунга есть и обратная сторона: если в таких мелочах немецкая жизнь преемственна, то ещё более она преемственна в главном. И Гитлер растёт из общего немецкого орднунга, однажды просто выведшего часть человечества из числа людей и т. п. Никакой непредсказуемости. Всё по плану.