— Привыкайте к взрослой жизни! — вполне себе музыкально вещал заместитель главы школьного совета. — Вы не останетесь в школе навсегда. И никто не будет вас сопровождать вне ее стен.
— Можно подумать, кому-то этого хочется, — сварливо проворчала девушка, стоявшая рядом с Ленцем.
И тут случилось то, что завхоз предвещал еще два года назад. Магистр Кавар, дабы подкрепить свои слова чем-то весомым, топнул ногой по настилу. Доски загадочно скрипнули, потом затрещали, а потом просто взяли и провалились в темные подсценные глубины, вместе с трибуной и магом за ней стоявшим.
Студентусы на мгновение замерли, а потом разразились бурными аплодисментами. Это было лучшее выступление магистра на их памяти. И исчез со сцены он гораздо эффектнее, чем давешний великий маг на представлении заезжего цирка.
Извлекали магистра довольно долго, а он там ругался, жаловался то на сломанную ногу, то на не менее целую руку, да так проникновенно, что студентусам хотелось пожелать ему сломать еще и шею. А когда наконец извлекли и осмотрели, оказалось, что ничего там не сломано, даже нос, которым маг ударился при падении о трибуну.
Сцену почти сразу решили разобрать. И о студентусах временно забыли.
Сообразительные девочки и мальчики решили потратить это время с пользой.
Одни храбро залезли на склад продуктов и увели оттуда часть запасов, заставив завхоза ругаться непотребными словами. Другие, наоборот, занесли в школу кислое вино и успели его продать. Третьи запаслись зельями. А кто-то даже ограбил болезного магистра Кавара, но об этом узнали только после отъезда студентусов на практику, слишком уж долго и упорно магистр изображал смертельно раненого. За что собственно и поплатился, лишившись большей части зелий.
А утром того самого дня провожать студентусов вышли почти все преподаватели. Они стояли с такими печальными физиономиями, словно были уверены — вернутся немногие. Магистр Лададатия толкнул еще одну речь об ответственности и том, что студентусы уже взрослые люди. Одна из местресс торжественно возрыдала. И ворота не менее торжественно открыли.
Практика в роли свободных магов началась.
глава 2
Глава 2
Томия из Дома Стрижа.
Это была ловушка.
Весь этот праздник был ловушкой. Проклятый бал был ловушкой. Большой ловушкой для глупой маленькой птички.
Танцы были ловушкой.
Приятные разговоры были ловушкой.
И это идиотское платье тоже было ловушкой.
Томия остановилась, подтянула лиф, при любом резком движении норовивший сползти с груди, тяжело вздохнула и зачем-то посмотрела в большое темное зеркало.
Когда она входила в этот дом-ловушку, первым, что она увидела, было это зеркало. И прекрасная светловолосая девушка, отражавшаяся в нем. И тогда ей нравилось все, даже идиотское платье, с его идиотским лифом. Платье, несмотря на все неудобства, было очень красивое. Лиф черный с серебром. Пышная юбка еще чернее, с едва мерцающими искрами. И Томия чувствовала себя просто неотразимой, настоящей королевой бала.
Дура этакая. Гордо пошла в ловушку и ничего не замечала до самого последнего момента, хотя намеки были.
Топнув от злости ногой по черному мрамору и одарив фальшивых стражников, стоявших у распахнутых дверей дома, предупреждающим взглядом, девушка поспешила дальше. Выскочила на лестницу, почти слетела вниз, даже идиотская пышная юбка не помешала, и быстро пошла к воротам, чувствуя себя героиней одной старой сказки. Только туфельку осталось потерять. Жалко, что она не из шкуры белого медведя. Было бы один в один.
Нервно хихикнув, Томия обернулась, убедилась, что шокированный поведением упрямой дочери отец не бежит следом, и пошла дальше, не представляя, как будет открывать ворота, если они заперты. Ворота огромны, выкованы из толстых железных прутьев. А над ними вьются иллюзорные дракончики. Тоже часть ловушки. Драконов Томия любила, хотя никогда не видела вживую. Только на картинках.
Или дракончики были тем самым намеком? Не зря же там летали не белые голуби и даже не разноцветные дождевые птицы, а именно драконы. Следовало понять, что праздник задумали по ее душу.
— Дура несчастная, — сказала Томия и почти побежала к воротам, которые, к счастью, перед ней распахнулись самостоятельно.
Иначе пришлось бы их ломать. И такой позор отец бы точно не простил. Он и то, что она уже устроила, вырываясь из ловушки, вряд ли простит.
Впрочем, сам виноват. Незачем было помогать эту ловушку сооружать.