Немного погодя кто-то забарабанил в дверь. Посетитель стучал и стучал, даже не думая униматься. Маргерита попыталась не обращать внимания на стук, но он был слишком громким. Она представила, что будет, если его услышат соседи и подумают, не случилось ли чего. Она представила, что с отцом могло произойти несчастье, или же на рынке что-то случилось с матерью. Она более не могла выносить тягостной неизвестности. Маргерита встала с кровати, тихонько сошла по лестнице в мастерскую, где в полумраке со стен ей подмигивали и ухмылялись маски, и приоткрыла дверь, совсем чуть-чуть.
На пороге стоял огромный мужчина, одетый в черное, с лицом круглым, как луна.
– В чем дело? Что случилось?
– La Strega Bella[61] хочет тебя видеть. – Мужчина легко распахнул дверь настежь, хотя Маргерита навалилась на нее всем телом.
Через порог шагнула колдунья.
– Маргерита, ты меня разочаровала.
От страха девочка не могла вымолвить ни слова. Она чувствовала, как у нее подгибаются колени.
– Ты передала матери мои слова?
Маргерита покачала головой.
– Но почему? Или ты боишься? Ты не должна опасаться меня. Я давно уже тебя жду.
Маргерита нахмурилась. Она знала, что ведет себя грубо, но извиняться не собиралась.
– Дай мне руку, – приказала колдунья.
Маргерита послушно протянула руку. На мгновение она даже решила, что колдунья хочет подарить ей еще одно ожерелье, и сердечко ее радостно забилось в предвкушении. Но потом она подумала, что колдунья может отшлепать ее по руке ивовым хлыстом, совсем так, как наказывал мальчишек школьный священник, и собралась отдернуть ладошку.
Но колдунья улыбнулась и наклонилась к ней, взяв руку Маргериты в свои, мягкие, белые и надушенные. Она поднесла ладошку Маргериты ко рту и откусила кончик ее левого безымянного пальца. Маргерита закричала.
Колдунья выплюнула окровавленный комочек плоти. Губы ее были перепачканы красным. Она промокнула их носовым платком, который извлекла из рукава.
– Передай матери, что она должна выполнить свое обещание, иначе я тебя съем, – любезно заявила колдунья и вышла на улицу.
Маргерита ногой захлопнула дверь и привалилась к ней спиной. Из раны на левой руке струилась кровь. Она замотала ее передником. Через несколько мгновений на ткани расплылось красное пятно. Маргерита заплакала навзрыд. Она соскользнула по двери на пол и села, подтянув колени к груди. В руке пульсировала жгучая боль.
Она не знала, что делать.
Вскоре Маргерита услышала, как в замке поворачивается ключ. Она отползла в сторону, и дверь отворилась. В прихожую вошла мать, держа в руках корзинку с продуктами. Маргерита подняла заплаканные глаза к матери и протянула изувеченную руку, по-прежнему замотанную передником. От неожиданности Паскалина выронила корзинку.
– Ой, святая матерь Божья! Что случилось?
– Она… Она пришла… И откусила мне палец… Она сказала… сказала, что съест меня… если ты забудешь о своем обещании.
Дико вскрикнув, мать упала на колени рядом с Маргеритой. Размотав окровавленный передник, она увидела рваную рану на кончике левого безымянного пальца дочери.
– Все не так плохо. Палец уцелел. Она откусила даже не весь кончик. Рана заживет. Она обязательно заживет, родная моя. Не плачь. Давай я перевяжу тебе пальчик. Ах ты бедненькая моя. Разве я не говорила тебе, чтобы ты никому не открывала дверь?
– Она сказала, что съест меня целиком. – Маргерите показалось, что она вдруг превратилась в двух разных людей. Одна ее половинка плакала и дрожала всем телом, протягивая руку в потеках крови, а другая стояла рядом, холодная и отстраненная.
Паскалина бережно перевязала Маргерите палец, подогрела суп, а потом стала кормить ее с ложечки, как маленькую, и дочка послушно открывала рот. Затем Паскалина усадила Маргериту себе на колени и принялась баюкать ее, напевая колыбельную.
– Farfallina, bella e bianca, vola vola, mai si stanca, gira qua, e gira la – poi si resta spora un fiore, e poi si resta spora un fiore… Бабочка, красивая и белая, летай себе, летай, никогда не уставай, порхай и здесь и там – и вот она отдыхает на цветке… И вот она отдыхает на цветке.
Уже давно сгустились сумерки, когда домой наконец вернулся Алессандро.
– Простите меня. Она заставила меня ждать очень долго, – устало пояснил он. – Chiacchere уже спит?
Маргерита на открывала глаз, прижавшись щекой к материнской груди.