К концу седьмой недели Леонард превращается в образцового рекрута. Мы приходим к выводу, что молчанье Леонарда – результат обретенной им интенсивной сосредоточенности на службе. С каждым новым днем Леонард набирается все больше мотивации, все ближе приближается к необходимой кондиции. Теперь его упражнения с оружием безупречны, но глаза – как матовые стекла. Никто из рекрутов не чистит свое оружие чаще Леонарда. Каждый вечер после хавки Леонард нежно натирает побитый дубовый приклад льняным маслом, так же как те сотни рекрутов, что терли этот кусок дерева до него. Успехи Леонарда растут во всем, но он по-прежнему молчит. Он выполняет все, что ему говорят, но он больше не часть нашего взвода.
Мы замечаем, что сержант Герхайм недоволен таким отношением Леонарда. Он напоминает Леонарду, что девиз морской пехоты – Semper Fidelis – «Всегда верен»[13]. Сержант Герхайм напоминает Леонарду, что «Ганг Хо» по-китайски означает «работать сообща».
Сержант Герхайм рассказывает ему, что у морских пехотинцев есть традиция – они никогда не бросают погибших или раненых. Сержант Герхайм не перегибает палку и старается особо не дрючить Леонарда, пока тот остается в кондиции. Мы и так уже потеряли семь рекрутов, которых уволили по восьмому параграфу[14]. Пацан из Кентукки по имени Перкинс вышел на центральный проход отсека отделения и полоснул штыком по венам. Сержант Герхайм от этой сцены в восторг не пришел, ибо рекрут начал пачкать кровью отсек сержанта Герхайма, весь такой чистый и вылизанный. Рекруту было приказано навести порядок, провести влажную уборку, удалить все следы крови и уложить штык обратно в ножны. Пока Перкинс подтирал кровь, сержант Герхайм собрал нас в полукруг и морально обосрал несерьезные порезы на руках, которые рекрут нанес себе штыком. В морской пехоте США для рекрутов установлен следующий метод самоубийства: рекрут должен обязательно уединиться, взять бритвенное лезвие и произвести глубокий разрез в вертикальном направлении, от кисти до локтя – довел до нашего сведения сержант Герхайм. После этого он разрешил Перкинсу совершить марш-бросок в больничку.
Сержант Герхайм оставляет Леонарда в покое и сосредотачивает свое внимание на всех остальных.
Воскресенье.
Представление: чудеса и фокусы. Религиозные службы в соответствии с вероисповеданием по выбору – выбор обязан быть предоставлен согласно приказа, ибо про религиозные службы расписано в цветных брошюрах, которые Корпус рассылает мамам и папам по всей родной Америке. Тем не менее, сержант Герхайм доказывает нам, что морская пехота появилась раньше бога. «Сердца можете отдать Иисусу, но жопы ваши принадлежат Корпусу».
После «представления» отправляемся хавать. Командиры отделений зачитывают молитву (для этого на столах на специальных подставках стоят карточки). Звучит команда: «СЕСТЬ!»
Мы намазываем масло на куски хлеба, потом посыпаем масло сахаром. Таскаем из столовой бутерброды, невзирая на опасность огрести за непредусмотренную уставом хавку. Нам насрать, мы просолились. И теперь, когда сержант Герхайм со своими младшими инструкторами начинает вытрясать из нас душу, мы лишь сообщаем им, как нам это нравится и просим добавки. Когда сержант Герхайм командует: «О'кей, дамочки, выполнить пятьдесят выпрыгиваний. А потом из стороны в сторону поскачем. Много-много раз», мы только смеемся и выполняем.
Инструктора с гордостью замечают, что мы начинаем выходить из-под их контроля. Морской пехоте нужны не роботы. Морской пехоте нужны убийцы. Морская пехота хочет создать людей, которых не уничтожить, людей, не ведающих страха. Это гражданские могут выбирать: сдаваться или отбиваться. Инструктора не дают рекрутам такой возможности. Солдаты морской пехоты должны давать отпор врагу -иначе им не выжить. Именно так. Халявы не будет.
До выпуска осталось всего несколько дней, и просолившиеся рекруты взвода 30-92 готовы слопать собственные кишки и попросить добавки. Стоит командующему корпуса морской пехоты сказать лишь слово – и мы возьмем вьетконговских партизан[15] и закаленных в боях солдат северовьетнамской армии за их тощие шеи и посшибаем с них их гребаные головы.
Солнечный воскресный день. Мы разложили свои зеленые одежки на длинном бетонном столе и оттираем ее от грязи.
Уже в сотый раз сообщаю Ковбою, что хочу свою сосиску запихнуть в его сестренку, и спрашиваю, что бы он хотел взамен.
И в сотый раз Ковбой отвечает: «А что дашь?»
Сержант Герхайм расхаживает вокруг стола. Он старается не прихрамывать. Он критикует нашу технику обращения с щетками для стирки, которые стоят на вооружении морской пехоты.
Нам на него насрать, мы слишком уже просолились.
– Военно-морской крест я получил на Иводзиме. – говорит сержант Герхайм. – Мне его дали за то, что я учил салаг, как надо кровью истекать. Из солдат морской пехоты кровь должна стекать в небольшие аккуратные лужицы, ибо морские пехотинцы отличаются высокой дисциплинированностью. Это всякие там гражданские и вояки из низших видов вооруженных сил все вокруг кровью забрызгивают – как в кровати ночью обоссываются.
Мы его не слушаем. Мы друг с другом треплемся. Постирочный день – единственное время, когда нам разрешается поболтать.
Филипс – чернокожий балабол, шестерка сержанта Герхайма – рассказывает всем про сто тысяч целок, которые он успел переломать.
Произношу вслух: «Леонард разговаривает со своей винтовкой».
С десяток рекрутов поднимают головы. Не знают, что сказать. У некоторых – кислые лица. Другие глядят со страхом. А некоторые смотрят раздосадовано и зло, как будто я на их глазах калеку убогого ударил.
Собираюсь с силами и говорю еще раз: «Леонард разговаривает со своей винтовкой». Все замерли. Все молчат. «По-моему, Леонард спекся. По-моему, это уже восьмой параграф».
Теперь уже все, кто вокруг стола, ждут продолжения. Как-то смешались все. Глаза будто не могут оторваться от чего-то там, вдалеке – будто пытаются вспомнить дурной сон.
Рядовой Барнард кивает.
– Мне это не раз уже снилось. Моя ... винтовка со мной говорила.
И, после паузы: «А я ей отвечал...»
– Именно так. – говорит Филипс. – Ага. И голос у нее такой страшный и холодный. Я думал, у меня башню нахрен сорвало. Моя винтовка говорила -
Здоровенный кулак сержанта Герхайма вбивает следующее слово Филипса ему в глотку так, что оно вылетает у него из задницы. Филипс падает на палубу и больше не поднимается. Лежит на спине. Губы у него расплющены. Он стонет.
Взвод замирает.
Сержант Герхайм упирается кулаками в бока. Его глаза поблескивают из-под полей «Медвежонка Смоуки» как два дула охотничьего дробовика.
– Рядовой Пайл – это восьмой параграф. Все слышали? Рядовой Пайл разговаривает с винтовкой? – значит, у него крыша капитально нахрен съехала. Приказываю отставить всю эту болтовню, гниды. И не позволяйте рядовому Джокеру играться с вашим воображением. Больше ни слова об этом слышать не хочу. Всем понятно? Ни слова.
Ночь над Пэррис-Айленд. Мы стоим в строю, и сержант Герхайм отдает свой последний на сегодня приказ: «Приготовиться к отбою... ОТБОЙ!» И вот мы уже лежим на спине в нижнем белье, по стойке «смирно», оружие прижато к груди.
Читаем молитвы:
Я – рекрут Корпуса морской пехоты Соединенных Штатов Америки. Я служу в вооруженных силах, которые охраняют мою страну и мой образ жизни. Я готов отдать мою жизнь, защищая их, да поможет мне бог... ГАНГ ХО! ГАНГ ХО! ГАНГ ХО!
Затем – Символ Веры стрелка морской пехоты, который сочинил генерал-майор Корпуса морской пехоты У. Х. Рупертэс:
Это моя винтовка. Много таких, как она, но именно эта – моя. Моя винтовка – мой лучший друг. Она жизнь моя. И она в моих руках, как и жизнь моя.
13
Semper Fidelis (лат.) – «Всегда верен!». Девиз Корпуса морской пехоты. Официально принят в 1883 г.
14
Section Eight – увольнение с военной службы в связи с профессиональной или психологической непригодностью, психическими отклонениями и т.п. Уволенные таким образом лишаются обычных привилегий, полагающихся при увольнении с военной службы.
15
Вьетконг – название групп южновьетнамских повстанцев, получавших поддержку вооруженных сил Северного Вьетнама в ходе войны во Вьетнаме. Происходит от Viet Nam Cong San – «вьетнамский коммунист».