Мужчины и женщины - все были одеты в наряды различных эпох, но их объединяло одно: фигуры были легковесны, полупрозрачны, словно это были не реальные люди, а призраки.
Мне почему-то вспомнилась строчка из песни «Отель Калифорния»: «Some dance to remember, some dance to forget…»
Ферн понюхал воздух, поскрёб лапой сияющий паркет и сказал: - Живыми здесь не пахнет. И уже очень давно.
- Конечно. Ведь это страна мёртвых. – ехидно подтвердила появившаяся из ниоткуда Хель.
- А почему они танцуют без остановки? Если это - бал, то должны слышаться голоса, смех; вокруг должны толпиться слуги с подносами, накрывающие праздничный стол, – также ехидно продолжил я.
Хель посмотрела на меня. Во взгляде блеснула сталь, и на мгновение мне показалась, что передо мной великанша из моих снов.
- Будет тебе и смех, и праздничный стол. Прошу за мной! – церемонно присев в поклоне, Хель указала рукой в глубь зала, где сгустилась странная чёрно-синяя темнота.
- Давай уйдём отсюда. Нас Ниг снаружи ждёт. Сядем ему на спину, и, поминай, как звали.- Ферн ухватил меня за штанину и потянул назад к выходу.
Хель засмеялась в голос: - А волк-то умней тебя, он чует смерть. Послушался бы ты его, повернул бы назад.
Я внимательно посмотрел на стоящую передо мной женщину, вгляделся в знакомые, до боли любимые черты, в ту, ради которой я дошёл до её дворца. И вдруг отчётливо понял, что она изменилась. Той, любимой, больше нет. Эта - другая, холодная, чужая и очень злая.
-Хель! Что они сделали с тобой? Что случилось? – почти шёпотом произнёс я.
Она захохотала так громко, что в её хохоте мне почудилось эхо обвала в горах:
- Да, ничего со мной не случилось. Я такая была, есть и буду. А ты попался, как мышь в мышеловку, на своём желании всех защищать. Да ещё и гены Хранителя дали о себе знать. Да, мы с Йормунгардом провели и Тора, и Одина, и тебя. Я прикинулась жертвой, проникла в стан Тора и его соратников, обманом втёрлась к нему и к тебе в доверие. А змей разыграл злодея и ревнивца. И вот, дело сделано, ты стоишь здесь, в моём дворце, новый Бальдр. И, клянусь всем злом, всеми смертями, что существуют на свете: в этот раз ты полюбишь меня и будешь принадлежать только мне, мне одной.
Тут я почувствовал, что папирус у меня в кармане шевелится. Я засунул руку в карман, схватил что-то пушистое, невесомое, вытащил наружу, поднес к глазам и увидел серый пепел.
- Ты лжёшь. Не знаю, почему и зачем, но ты лжёшь.
- Я говорил тебе, что его так просто не проведёшь, он защищён от лжи,- скрипучим голосом проговорило что-то из черно-синей темноты. И в следующий миг из самого тёмного угла залы полыхнуло чёрное пламя.
Все танцующие фигурки просто исчезали при соприкосновении с ним. Вот оно коснулось Хели, и её не стало. Жалобно завыл Ферн. Я попытался обнажить меч, но было слишком поздно.
Пламя добралось до меня, окутало, словно покрывалом. Внутренности трещали и взрывались изнутри. Я чувствовал эту боль, хотя уже не должен был ничего чувствовать. Я видел, как вытекали глаза, как вывалился мой язык. Я всё это ощущал, и в следующую секунду я умер.
Лист девятнадцатый
POV Ферн
Хозяина не стало. Он просто превратился в чёрный пепел на этом дурацком скользком сияющем паркете. Вместе с ним исчезла добрая половина танцующих, хотя остальные продолжали медленно кружиться в вальсе, словно ничего не случилось. Хозяйки двора тоже не стало. Исчезла и черно-синяя темнота.
Почему пламя не тронуло меня? Практически совсем. Только кончик одного уха исчез, словно его срезали бритвой. И почему я не чувствую боли? Почему я совсем не чувствую одно своё ухо?
Я побегал по дворцу, я понюхал каждую щель. Я разгребал пепел. Я выл, звал, ругался и плакал.
Ну, почему ты не прислушался к моим словам, не дал увести тебя из этого царства Мёртвых в мир жизни, зелени и любви?!
Я не нашёл хозяина. Становилось всё холоднее и холоднее, пора уходить. А то я могу остаться тут навсегда в виде черной глыбы льда.
Я пошёл к выходу. Мне никто не мешал. Дверь дворца оказалась открыта. Далеко за деревьями светился серебряно-ледяной мост. И я пошёл на это зарево, на эту единственную путеводную звезду, которая у меня ещё осталась.
Мне ничто и никто не встретился, не препятствовал моему пути через лес. То там, то тут слышались печальные вздохи, всхлипы, шуршание и треск. Понятно, это царство Мёртвых для людей, а не для животных. Меня тут и не ждали, и не приняли бы.
Вот уже совсем близко, на расстояние одного моего прыжка, - мост. Вот я уже различаю огромную тушу Нига. Он дремлет.
Вот увидел меня, привстал на передние лапы. И в удивлении сел на хвост. Не увидел ВладимИра.
Я подошёл к дракону, уткнулся мордой в одну из его передних лап и завыл так горько, так печально, что замерли все звуки вокруг, и мне показалось, что царство мёртвых окуталось черно-серой пеленой.
А мир по другую сторону моста стал пепельно-белым. Исчезли все краски, все запахи. Миры скорбили.
Ниг всё понял сразу, он обнял меня другой передней лапой и зарыдал в голос. Он был боевым драконом. Хотя простодушным и спокойным. Он сам был из мира, где жили Тор, Один, Хель, Йормунгард, ниссе, великаны и другие злобные и добрые существа. И он знал, что значит терять друга.
Сколько мы так просидели, я не помню. Я очень устал. Ниг взвалил меня, обессиленного, к себе на спину и куда-то понёс. Я так устал, что сразу провалился в беспокойный сон.
Мне снилось, что я - в гравюре, лежу на ковре, на изумрудном лугу. Из леса идёт мой хозяин, живой и улыбающийся. Я кидаюсь к нему, лижу лицо и руки. Он в шутку отмахивается от меня и говорит:
- Вижу, ты наскучался. Ничего! Сейчас пойдём домой!
Перед нами возник радужный мост, мы вдвоём ступили на него, нас окутала радуга и куда-то понесла.
Этот полёт я ощутил и наяву. Я открыл глаза, когда дракон заходил на посадку. Вокруг полыхали радужные молнии, гремел гром, но дождя не было. Дракон приземлился перед воротами замка. Я узнал бы этот замок и вслепую. Мы были во владениях Тора.
Лист двадцатый
POV ВладимИр-Бальдр
Шаг навстречу…
Как коварен и труден тот путь.
Пусть. Вновь опять я останусь ни с чем.
Кем? Станешь в мире ином без меня.
«Зря!» Говорят в один голос кругом.
А ведь надо уметь не прощать,
Хотя сердце готово взорваться.
Не прощать, чтобы не обещать,
Ни себе, никому возвращаться. *
Мама рожала меня тяжело, в муках. А папа, Один?, метался из комнаты в комнату по всему дворцу и по-черному матерился: