— Всё, тормози, — он оборачивается назад и, восседая массивным задом на подоконнике, для разнообразия выпускает дым на улицу, а не в кабинет. — Налей себе сам, — Трофимов кивает на пустую чашку в моих руках. — Там литровый заварник, я обычно выпиваю треть. Остальное твоё.
Делаю, как говорят. А чё, дают — бери; не спорить же. По такому поводу.
— Ты сейчас закрутишь эту вашу обычную шарманку об отсутствии справедливости, о моих двойных стандартах, — лениво продолжает светило педагогики. — О том, что так нельзя: детские травмы-де подрывают доверие к обществу, да? И тому подобная хрень?
— Конечно. А в чём именно я буду неправ?
— Любая медаль имеет минимум две стороны. Из моего кресла конкретно твой случай смотрится иначе.
Он замолкает.
Какое-то время курит, отхлёбывает мелкими глотками свой чай и таращится через плечо на наш школьный парк.
Я тоже ничего не говорю. Доедаю печенье и повторно прикладываюсь к заварнику.
— У меня испокон веков учится крайне непростой контингент. Дети из социальных верхушек своих этносов, часто малоуправляемые — взять хоть и твою подругу Мартинес. Знаешь в тонкостях её подноготную?
— Да.
— А Эрнандес?
— Дядя-полицейский?
— Начальник участка, — сигара описывает небольшой круг. — Который на своей должности пережил не одного начальника департамента. Некоторым из них делал подношения больше, чем те получают по контракту от правительства.
— Не моё дело и не мой уровень. Но да, в курсе. А в чём проблема? Если этого дядю терпят третий десяток лет, а сельскохозяйственный бизнес родни Мартинес по матери получает в управление планеты от правительства федерации, то каким образом это влияет на ваши педагогические сложности?
— Такие "дети" в массе ВСЕГДА агрессивны по определению. Настроены на доминирование, все с отличными медицинскими возможностями — травматизм любого рода не считается компрометирующим обстоятельством в нашей школе.
— Так и тянет вам посочувствовать, сэнсэй. Рассказать вам для разнообразия о своих сложностях?
— И тут появляешься ты, — завуч не обращает внимания на мои слова. — Сын дворняги, если иметь ввиду твою родословную. Лентяй и туповатый уродец, если говорить о твоих успехах в учёбе. Размазня и слюнтяй, если речь о тебе, как о личности: только что ноги остальным не лизал поначалу, лишь бы появился хоть малейший шанс избежать конфликтных ситуаций.
Охота встать со стула, подойти к подоконнику и толкнуть того, кто на нём сидит: глядишь, падение с десятка метров головой на бетон местной медициной может и не скомпенсироваться.
— Не проконало: вылизывание чужих пяток от проблем тебя ни разу не спасло, а на последнем месте в иерархии ты закрепился железобетонно. Было не выкорчевать оттуда даже башенным краном. — Продолжает Трофимов. — Что чувствуешь в данный момент? Опиши как можно подробнее.
— Промолчу, с вашего разрешения.
Хотя это даётся и непросто. Кое-что так я и вовсе сказал бы ему не словами, а вручную.
— У тебя сейчас агрессия в мой адрес на десять из десяти, — походя замечает великий педагог, даже не поворачиваясь в мою сторону. — Типичная реакция на раскрытие слепого пятна, кстати. Патологическая психозащита, которая...
— Я знаю, что это такое.
Интересно, у него что, стоят расширения, не требующие визуального контакта?!
Удачно вспоминаю о достижениях местной цивилизации и отправляю этот вопрос в наш чат латиноамериканкам.
Я-то думал, тебя не видят глазами — можно и не париться. А тут даже и не подумаешь вволю всего, что хочешь — сразу видно.
"Он же учитель, на очень высоком посту" — приходит от Мартинес. — "Ещё такой уровень разрешения сканера, как у него, бывает в армии, полиции, много где. Учти на будущее".
— Виктор, о чём задумался? — Свин весело машет ногой в воздухе, сидя на подоконнике.
— Пытаюсь прогнать ваш текст через своё сознание без эмоций.
— Не нужно. Лучше вот что прогони через это своё сознание. Ко мне попал откровенно бракованный человеческий материал: и физически, и интеллектуально, и психологически, и даже семья твоя...! — он осекается. — Куда ни плюнь — везде жопа. Шахтёрская планета была твоей вероятностью на девяносто девять и девяносто девять процента, согласен?
— Да. Оно и сейчас не так уж далеко оттуда, если говорить о вероятности в цифрах.
— Не-а. Сейчас вероятность шахтёрской планеты лично для тебя — ноль. — Он благостно щурится. — Ты не ориентируешься в вопросах рейтинга титульных и в обществе, в котором оказался. Но так даже и лучше... — Завуч обрывает себя на полуслове. — В общем, чтобы не тянуть резину. С жалких двух сотен рейтинга в шестнадцать лет в МОЕЙ школе некий outlaw... м-м-м, изгой уверенно уходит в верх. Начинает трахать самых классных тёлок в параллели. По учёбе как минимум в точных науках удивляет, ни много ни мало, профа Бойла — а здесь надо постараться, да и мало будет одного старания. Согласен пока?
— С точки зрения результатов — не поспоришь. А вот причины...
— ПОМОЛЧИ! Я ещё не закончил. Этот же изгой за считанные дни практически меняет верхушку школьного самоуправления...
— Оно так сложилось естественным путём: пирамида иерархии в школе — не константа, в отличие от вашего взрослого мира. Не тот возра...
— ПОМОЛЧИ! Также, означенный изгой попадает не на последние места в не последний клан, но тут я даже говорить ничего не буду. Сам разберёшься. Виктор, ты что, реально не понимаешь, какой скачок сделал?
— Как бы вам поделикатнее.
— Ты со скоростью звука оторвался от своей социальной среды, раз. Уровень дохода — у меня мониторится и это — за неделю точно выше, чем имела твоя мамаша до больни...
— Вы сейчас стоите на очень тонком льду завуалированных оскорблений, — кажется, мы сейчас будем перебивать друг друга раз за разом.
Насчёт мадам Седьковой я с ним где-то более чем согласен, но это в любом случае не тема для него.
— Так ты б тогда позаботился о том, чтобы она бухая в школу не являлась! Хорошо, пошла сразу ко мне в кабинет — больше никто не видел! — завуч перестаёт болтать ногой и задумчиво смотрит на фрагмент сигары в своей руке. — Ты уже примерно представил, какой образ создал у всех? В том числе, у меня?
— Да.
— А теперь посмотри на себя нынешнего.
— В каком смысле?
— Охарактеризуй ЭТОГО Виктора Седькова, — тычок пальцем в мою сторону, — в сравнении с тем, который был тем утром, когда Али ему разбил очки последний раз?
— Я бы сказал, что сегодняшний я, — хлопаю себя по животу, — от того, утреннего тогда, здорово отличается.
— Чем? Сформулируй точно, это важно.
— Этот умеет побеждать и нацелен на победу. А тот был неудачником.
— Почему?
— Не готов был бороться.
— С чем? Одним словом.
— С агрессивной средой, в том числе — социальной.
Трофимов щелчком отправляет две трети сигары в окно и несколько раз хлопает в ладоши:
— Бинго. Теперь понял?
— Э-э-э, боюсь не до конца.
— Самый последний лузер и кусок говна во всей школе за её историю в очень ограниченное время изменился. Был тряпка — стал парень-кремень. Всё остальное, включая бабло, тёлок, рейтинг — вследствие. Главное — ты захотел измениться и сделал это. Смог. Достиг. В МОЕЙ ШКОЛЕ, КОТОРОЙ УПРАВЛЯЮ Я И ТОЛЬКО Я.
— Сергей Сергеевич, я вас не сильно шокирую, если скажу, что в моём текущем позитиве нет ни грамма вашей заслуги? То, что я пытаюсь стать кем-то, местами небезуспешно — никак не результат вашего труда?
— Разумеется, — он даже слегка удивляется. — Я начал с этого!