— Сильно сомневаюсь в вашем утверждении. Самая серьёзная угроза мировой экономики в последнее время — дефицит сфер возможного инвестирования. Грубо говоря, вкладывать реальные деньги некуда. Намного более вероятно, что к нам выстроится очередь инвесторов. И что скажут мои ребята, когда я приду к ним и передам вот это? — показываю кукиш и уточняю: — От вас.
Снова делаю паузу, на этот раз больше режиссёрскую. Депутаты хмуро и грозно молчат.
— При этом найдётся какой-нибудь южноамериканский или азиатский миллиардер, готовый в нас вложиться. Мои парни спросят: «Получается, что наше старшее поколение, наши отцы в нас не верят, а какой-то Чан Чун Ли из условного Сингапура или Ахмет-шах из Эр-Рияда поверили?» Что я им скажу? Конечно, отвечу, что, прежде всего, надо самим верить в себя. Но что они будут думать о вас и в целом о родном государстве? Ничего хорошего.
Опять молчат. Не ожидали такого? Держите ещё:
— Так что главная прибыль пойдёт не нашей Родине, а иностранцам. Но дело ведь не только в деньгах. Условия кредитования могут иметь не только финансовый аспект. Возможно, нам придётся создавать инфраструктуру и производственные мощности за границей. То есть в какой-то мере работать на иностранного дяденьку. И виноваты в этом будете вы.
— Всё сказал? — Макарычев реагирует несколько грубо.
— Да, — сажусь в кресло с чувством, как после хорошо отыгранного концерта.
— Ну ты им и врезал! — громко шепчет на ухо Песков.
На этой многозначительной ноте слушания заканчиваются. Проще говоря, нас вытуривают. С обещанием подумать над нашим запросом.
Глава 5
Уроки памяти
4 декабря, суббота, время 19:15.
МГУ, Главное здание, сектор В, 16 этаж, комната Колчина.
— Лёня, вали уже, — не церемонюсь с соседом, которому трудно найти в себе силы отлипнуть взглядом от Светланки и лишиться её очаровательного общества.
Вот я ему и помогаю.
— Мне встать, что ли? — следует грозный вопрос не желающему реагировать быстро Леониду. — Ты же знаешь, что будет. Если я встану, ты ляжешь.
— Ви-и-ить, ну что ты так грубо? — хихикает Света. — Он же нам не мешает.
— Не понял? — теперь грозно смотрю на подружку. — Я те после всё объясню. А сейчас отодвинься, попробую в прыжке с места до него достать…
Не успеваю. Почувствовав, что его физическое благополучие повисает на волоске, Лёня шустро исчезает за дверью. Ладно, мне же проще, лень с кровати вставать. Когда Света запирает за ним дверь, обращаюсь к ней. Обещания надо выполнять. Всегда. Даже угрозы любимой девушке.
— Поясни-ка мне, что за гнусные намёки слышу от тебя?
— Какие намёки? — девушка натурально не понимает.
— Как «какие»? Что значит «он нам не мешает»? Третий — нелишний, что ли? Тройничка захотелось, грязная развратница?
Приходится терпеть атаку разгневанных и прекрасных глаз и град ударов кулачками. Наконец девушка успокаивается, улёгшись спиной мне на живот.
— Всё-таки девушкой быть так тяжело… — и вздыхает. Искренне так, с философским настроем.
Дальше замечает мой сочащийся едкой насмешкой взор. Я не виноват, само прорвалось!
— Что-о-о⁈ Скажешь, не так?
— Не, какие-то трудности есть, но они от природы, физиологического порядка. Месячные там, беременность… но жаловаться на это глупо.
— Это почему⁈ — меня в упор сверлят прекрасные девичьи глаза.
— Почему, почему… лет сто — двести назад беременная крестьянка жнёт поле, её настигают схватки. Она рожает, завязывает пуповину ребёнку, кормит его грудью и продолжает жать поле. Рожали по восемь — десять детей в среднем. И никто не жаловался на тяжёлую долю. Сейчас родят одного, потом всю жизнь рассказывают, как это тяжко и невозможно. А всё почему?
— Почему? — хмурится девушка.
— Потому что избаловали вас, девчонок, вконец, — припечатываю без церемоний. — Сами не понимаете, насколько хорошо вы живёте.
Светлана поворачивается боком, чтобы не коситься на меня. Легонько, пока легонько, втыкает в грудь острые ноготочки.
— Ты просто в нашей шкуре не был, поэтому так говоришь. Ты абсолютно неправ. Вам, мужчинам, живётся намного проще.
— Проще — может быть. Но проще — не значит лучше.
— О хосподи! — она закатывает глаза. — Да вам даже утром собираться — никаких проблем. Краситься не надо, умываетесь, раз — и всё! Одеться — минутное дело!
В чём-то она права, конечно. Но стратегически — ни разу! Её послушать, так лучше крестьянкой быть и горбатиться с утра до вечера по хозяйству. А что? Зато как трудно жить дворянкам, которым корсет затяни, лицо белилами замажь, духами напрыскайся, юбку с каким-то колокольным каркасом нацепи — хрен его знает, как оно называется. Потом взять сумочку, муфточку, веер, ещё хрензнат что. Хлопот полон рот, не то что у крестьянки. Встала с утра, холщовую рубаху поверх дерюжной юбки — и вперёд, навстречу трудовым подвигам.