Последние слова выкрикиваю с крайней степенью запальчивости. Повисает мёртвая тишина. Азиатка выпучивает глаза, её помощница роняет очки. Пока никто не пришёл в себя, добавляю контрольный выстрел:
— За вами, Ксения Юрьевна, требую зарезервировать одно из десяти мест! Вы замужем? Если да, то ещё одно требование — вы немедленно должны развестись! Пойдёте вне конкурса.
Паузу, заполненную звенящей тишиной, рвёт хохот Бушуева. Такой непроизвольный тест на интеллект получился, если считать чувство юмора его неотъемлемой чертой. Наш славный проректор по организации учебного процесса — претендент на первое место по уровню интеллекта среди этого уважаемого собрания.
К Бушуеву немедленно присоединяются остальные. Кроме неудержимо пунцовеющей Бутурлиной, на которую с типично девичьей улыбкой смотрит помощница. Так девушки реагируют на успех у противоположного пола любимых подруг. Поощрительно, понимающе и с лёгкой завистью.
— Виктор, ну нельзя же так… — стонет от смеха Сартава, тоже покрасневшая, видимо, из женской солидарности, — у нас серьёзный разговор.
А что не так? На моём лице даже намёка на улыбку нет. Но мнится мне, что сей факт веселит публику ещё сильнее.
Совместными усилиями старшее поколение наводит порядок. Молодое поколение препятствий не чинит. Моё дело вообще сторона.
— Можно уже говорить серьёзно? — азиатка почти полностью восстановила нормальный цвет лица. — Суть нашего предложения вот в чём. Вы, Виктор, записываете в активы фонда, скажем, пятьдесят миллиардов рублей, но фактически денег не будет. Вместо них правительство возьмёт на себя обязательства по заключённому между нами соглашению. Правительство организует вам льготный налоговый режим, предоставит запрошенные и согласованные преференции, это и будет вкладом в активы фонда. Нематериальные, но, тем не менее, очень важные. Вы сами о них только что говорили.
Мне дают понять, что поймали меня на слове. Так я ещё круче могу. Скажу что-нибудь вроде «сами предлагали говорить серьёзно и тут же несёте какую-то муйню». И ещё круче могу.
— Включая результаты конкурса красоты и ваше расторжение брака? — лицо моё полностью серьёзно, умею я в покерфейс, умею.
Присутствующих снова срубает от смеха. На этот раз не так безудержно. Не так сильно и Бутурлина краснеет.
— Я просто уточняю, — на эти слова снова раздаются смешки. — Ксения Юрьевна, дело вот в чём, — я нарушил атмосферу делового обсуждения, мне и восстанавливать. — Космонавтика — такая отрасль, что без участия государства никак не обойдётся. Думаете, у Илона Маска по-другому? Ну да, как же! Сказки пусть обыватели кушают, а нас ими кормить не надо. Если бы я хоть на минуту допустил, что наше родное государство может нас хоть чем-то не поддержать, я бы вообще ничего не затевал. Вернее, затеял бы, но в другой стране. И что же выходит? Я ошибался? Сначала в Госдуме на нас смотрели, как на мерзких тараканов, теперь вы хотите руки на нас погреть? За счёт естественных и неизбежных организационных мер от правительства хотите урвать очень нехилый бонус почти в полтриллиона?
Бутурлина на этот раз краснеет по другой причине.
— Виктор, не нагнетайте, — увещевает меня Бушуев. — Обычное дело, у вас просто наработанного положения нет. Вам сделали предложение — вы можете его не принять.
— А не приму, — принимаю подачу, легко соглашаюсь. — Посоветуюсь ещё, конечно, но предварительный ответ — нет. И вот почему…
Глава 14
Верхние этажи
16 июня, пятница, время 09:25.
Москва, Министерство финансов РФ.
Кабинет первого заместителя министра Огородниковой И. А.
— Выкладывай, Ксения, — глаза Ирины Анатольевны светятся сдержанным интересом.
— Мальчик не без обаяния, но действительно очень наглый, — Бутурлина начинает доклад в свободной форме. — По итогу, коротко: оба наших предложения им отвергнуты.
— С первым понятно, что на второе ответил?
— Намекнул, что их условия и без того намного привлекательнее, чем от Роскосмоса, от которого толку как от козла молока. При этом от правительства они пока ничего не получили. Что правда, конечно, но разговаривать так… абсолютно без пиетета… — Бутурлина качает головой. — Так жёстко со мной даже шеф никогда не разговаривал.
Хозяйка кабинета вдруг замечает лёгкое смущение подчинённой.
— И что такого он тебе наговорил? — в голосе чисто женское любопытство.
— Обвинил в попытке рэкета. Хочет заключить с правительством соглашение, где были бы ясно прописаны наши обязательства.
Огородникова хмыкает:
— Было ещё что-то?
— Да ничего такого! — пытается отмахнуться директриса. — Просто шуточки у него…
Видя по взгляду начальницы, что от неё ждут подробностей, вздыхает:
— Им нужен космодром, специальный налоговый режим, доступ к накопленным базам данных по исследованию космоса, другие ресурсы кроме финансовых.
— Это понятные ожидания, а юмор-то в чём?
— Потребовал десять финалисток конкурса красоты в своё распоряжение.
Неожиданно для себя самой Ксения Юрьевна заметно краснеет, тем самым выдавая свое смущение. Скрывать бесполезно: Юлия, бывшая с ней на том заседании, вряд ли будет держать язык за зубами.
— Одно место среди этого десятка потребовал зарезервировать для меня…
Смущение не мешает проявиться непроизвольному удовольствию от наглого, но тем не менее комплимента. Как и смех начальницы.
Отсмеявшись, замминистра выносит вердикт:
— Не захотел так не захотел. Значит, ничего не получит.
Ксения Юрьевна выходит из кабинета с чувством, что ничего ещё не кончилось. Из головы никак не удаётся выбросить сцену перед концом заседания ЗПИФа.
Финальный фрагмент отповеди Колчина минфину.
Ксения Юрьевна.
— Самое главное опасение в том, что правительство не будет заботиться о виртуальных вложениях. Пропадут — да и чёрт с ними, реальных денег всё равно не выдавали, а обязательства бесплатно получили. Дармовое не ценится.
После этого слегка небрежного замечания тон юноши Колчина начинает постепенно тяжелеть:
— Вот вы, Ксения Юрьевна, говорите, что нам много чего от правительства понадобится. Всё правильно. И выглядит вроде ровно. Правительство нам будет помогать и вроде бы заслуженно получит за это бонус. Только для того, чтобы что-то оценить, надо сравнить. С кем нас можно сопоставить?
Очевидно, что сейчас до невежливости прямо скажет этот мальчик. Нетрудно догадаться, о чём речь пойдёт.
— Разумеется, с Роскосмосом. И сразу становится ясно, что вы ставите нас в дискриминационное положение. Загоняете в гетто. Роскосмосу деньги дают? Дают. В этом году двести шестьдесят миллиардов. Разрешения, лицензии и все нужные преференции? У Роскосмоса, как в Греции, есть всё. Нужен Байконур? Правительство ежегодно отстёгивает Казахстану энную сумму в валюте…
— Сто пятнадцать миллионов долларов в год, — мгновенно врезается со справкой ещё один юноша. Перед ним табличка: «Марк Хрустов».
Колчин жестом его одобряет и продолжает:
— Эти деньги платит Роскосмос? Нет, хозяйничает он, а платит правительство. Если Роскосмос получает какие-то доходы, он отдаёт их стране? Нет, он тут же закрывает ими свои нужды.
— Он платит с них налоги, — если можно вставить палку в колесо, то почему нет.
— Кстати, о налогах. Применяется ли к Роскосмосу специальный налоговый режим?
Мне-то откуда знать, я не налоговик, но снова отвечает юноша Марк:
— Применяется, — говорит негромко, но слышат все.
— Итак, — юноша делает заключительные выводы, — что получается в итоге? Денег нам выделили сущие копейки. Режим наибольшего благоприятствования, как у Роскосмоса, у нас отсутствует. Я надеюсь, что будет, но потребительское отношение к нам со стороны правительства мои надежды обесценивает.
— У вас пока ещё репутации нет, Виктор.