А сейчас намечается эдакий междусобойчик. От Наблюдателей только Сартава, Костюшина нет, и, судя по отсутствию того серьёзного парня с хитрой флешкой, прямой связи с Президентом тоже не предвидится. Со мной только Хрустов.
— Вы готовы высказаться, Олег Владиславович? Если да, то начинайте, или мы к другому вопросу приступим.
Ожидаемо представитель Сбербанка запрашивает паузу. По простой причине ожидаемо. Вряд ли он незнаком хотя бы в общих чертах с условиями инвестиций, иначе не пришёл бы. Но даже документы, суть которых элементарна, имеют дурную привычку обрастать массой мелких и существенных подробностей. В нашем случае имеет место точка начала начисления наших «золотых» процентов. Если с валютными поступлениями я пошёл навстречу корейским чеболям, то со своими банками не церемонюсь. И это не дискриминация своих. Корейцы — производственники в основном. Им вынимать огромные деньги из оборота — уже потери. А с банками мы согласуем график предоставления финансов. И проценты будут начисляться с момента выгребания из банка очередного транша.
Ну, пауза так пауза. Обращаю свой взор в сторону Хованского:
— Костюшина вы известите о нашем решении? — и продолжаю после ответного кивка: — Совет почти единогласно принял предложение взять под себя Байконур.
— Почему почти? — Хованский с любопытством наклоняет голову.
— Я воздержался. Присутствует слишком много факторов, которые мы не знаем, как контролировать.
— Правительство гарантировало вам поддержку.
— Там столько всего надо… — качаю головой. — Во-первых, высшая власть должна быть наша, включая военную. А у нас нет опыта. Во-вторых, появляется какой-никакой, но международный аспект деятельности, к которому мы абсолютно не готовы. Ни одного дипломата среди нас и ни одного знающего казахский язык.
— Все казахи знают русский. И любой татарин подойдёт, языки очень похожи, — улыбается Хованский.
— В-третьих, нужен долгий период врастания в этот конгломерат. Предвижу массу сложностей с местными властями.
И после выкладывания своих хотелок, которые сформулировал в виде сомнений, приступаю к следующему вопросу:
— Вы утвердили соглашение с вашим банком?
— Да, — Хованский протягивает папочку.
Тут же переправляю её Марку. Зачем-то же я привёл его с собой.
И дальше почти до обеда мы занимаемся согласованием графика траншей с обоими банками. Сбер страстно возжелал всучить нам аж сто восемьдесят ярдов.
— Что-нибудь не так, Виктор? — Ганин замечает, как я поморщился.
Мы можем попасть. Сначала у нас будут огромные финансы, а в самый горячий момент они споют романсы. Так честно и говорю:
— Боюсь, что сейчас густо, а потом станет пусто. В самое нужное время.
— Ещё раз денег дадим, хотя условия можем ужесточить, — подмигивает Ганин.
Ага. Знаем такие истории. Банк даёт могучий кредит, а затем как бы невзначай становится главным владельцем всего дела. И что особо смешно — два государственных банка дают нам больше, чем Госдума Роскосмосу. Хотя перевод денег мы растягиваем на два года, но у нас ведь ещё иностранные и большие миллиарды.
— Условия без того царские и лучше не будут. Предлагаю даже не думать в эту сторону.
15 августа, вторник, время 12:40.
Москва, ресторан в районе Чистых Прудов.
— И что вы обо всём этом думаете, Олег Владиславович? — Хованский улыбчиво глядит на коллегу, заправляя салфетку.
— А что тут думать? — округлого вида коллега и конкурент по банковскому делу совершает аналогичное действие перед поданным грузинским харчо. — Мы ничего не теряем в любом случае.
— Как сказать, — Хованский, оправдывая свою фамилию русского или, как минимум, славянского происхождения, заказал украинский борщ. — Если наш амбициозный космический мальчик прогорит, то какие-то потери понесём. Пусть правительство и гарантировало нам возврат, но проценты…
Хованский морщится.
— А что проценты? — Ганин хладнокровно приступает к уничтожению своего харчо. — Поди пристрой ещё такие деньги под хороший процент. Очередь за такими кредитами, знаете ли, не выстраивается. Зато теперь не у нас голова болит. И в случае успеха… ого, что будет! Где вы ещё видели, чтобы рублёвый кредит учитывался, как валютный, да в привязке к банковским металлам?
— Можно ведь сделать так, что в прибытке останемся даже в самом худшем случае, — осторожно начинает Хованский.
— Механизм банкротства, внешнее управление, другие дела… — понятливо кивает Ганин.
— Плохо, что мы не знаем, сколько денег из-за рубежа придёт, — Хованский переключается на салат.
— Совсем не знаем?
— Знает только наш мальчик, но никому не выдаёт этой тайны, — усмехается банкир ВТБ.
— Мальчиш-кибальчиш, — Ганин изображает ответную усмешку.
— Ну да. А мы — жадные буржуины. А вот скажите мне, как буржуин буржуину: как мы между собой будем делить шкуру павшей лошади нашего мальчика? Если она падёт?
— Хорошо бы если, а не когда. Что, прямо совсем неизвестно, сколько денег будет оттуда? — Ганин показывает головой на запад.
— Скорее оттуда, — Хованский показывает головой в противоположную сторону. — Говорю же, не знаю. Но речь о миллиардах долларов, это точно.
— Ого! — так совпало, что Ганин разделался с харчо и бросил ложку в тарелку, но звяканье усилило реакцию банкира. — А у нас на двоих три миллиарда, если в доллары переводить.
— К тому же мы в своей стране, на половину можем рассчитывать.
— Хорошо. Как будем делить нашу долю? — Ганин подцепляет вилкой кусочек гусиной печени. — Согласно купленным билетам, конечно. В полном соответствии с размером вклада.
— Мы раньше пришли, — приветливость Хованского освещается коротким стальным блеском глаз. — И вы от нас узнали об этом вкусном месте. И счета нашего космического мальчика у нас, а не у вас.
— Будут и у нас, куда он денется, — Ганина скрытая жёсткость собеседника не смущает. Всяких видел. — А то, что счета у вас, вам уже выгода, — Ганин отвлекается от еды на секунду, вызывает на смартфоне калькулятор. — Вашему банку по размеру вложения полагается тридцать пять и семь десятых процента. Могу предварительно дать уступку до сорока. Но сами понимаете, решать всё равно не нам.
22 августа, вторник, время 09:20.
Синегорск, городской дворец бракосочетаний.
— Колчин Виктор Александрович, — красивая, несмотря на возраст, брюнетка смотрит на меня строгим, но одобрительным взглядом, — согласны ли вы взять в жёны Машохо Светлану Сергеевну?
Отвечаю не сразу, сначала обвожу стройную фигурку невесты масляным и плотоядным взглядом, уронить слюну не удаётся, но ничего, и так сойдёт. Света пунцовеет, значит, образ блудливого кобеля удался. Со стороны дружки, в просторечии Димона, доносится смешок.
— О да! — почти со звуком отлепляю похотливый взгляд от невесты.
— Машохо Светлана Сергеевна, — регистраторше удаётся придавить наползающую на лицо улыбку, — согласны ли вы взять в мужья Колчина Виктора Александровича?
Не успевшая избавиться от излишней розовости лица девушка принимает сомневающийся вид, всё-таки произносит «да» и быстро показывает мне язык. За моим плечом негромко хихикает Катя. Сегодня она подружка. Хотя точности ради, состоит на этой должности уже дюжину лет.
Мы расписываемся в журнале регистрации, нам ставят штампы в паспорта, выдают свидетельство о браке, короче, всё, как положено. Народ улыбается, начинает шуметь. Не улыбается только Зина, но так считают только те, кто её не знает. Лично я вижу, что она переполнена восторгом и радостью за меня, своего лучшего друга. За двоих сияет её подконвойный друг, Миша-сверчок. Позади весёлая процедура взлома оборонительных редутов вокруг невесты, где с нас на каждом шагу требовали мзды и прохождения разных препятствий. Только доблестный жених, то бишь я, спустился к окну невесты с крыши. Пришлось взять в аренду альпинистскую амуницию и одного парня в страховщики, но дело сделано. Не открыть мне окно Света не могла.