— А какая же противная баба, — вгляделся в фотографию гипнотизёрки на столбе Иван Митрофанович. — Как можно такой поверить или пойти к такой погадать?
— Молодой человек, — позвали его из кустов. Иван Митрофанович прибавил шагу и облегчённо вздохнул, миновав большой куст.
— Молодой человек!
Краснецкий обернулся и похолодел. На него из подворотни смотрела тёща Генриетта Ростиславовна и манила его к себе пальцем.
— Слушай, давай я тебе погадаю, милый ты мой, драгоценный, — голосом полным любовного составляющего сказала тёща, и он, помимо себя, протянул ей руку и впал в состояние близкое к экстазу.
— Тебя зовут Иван Митрофанович, и ты писатель, — поглаживая его руку, спросила тёща.
— Да, — согласился Краснецкий, — и что дальше?
— А дальше ты мне подаришь свою прекрасную квартиру, а сам уедешь в Талды-Курган к своему троюродному деверю, — ласково улыбнулась тёща.
— А почему бы и нет, — согласился писатель. — Я давно не видел деверя, как он там, деверь мой? Поедем вместе с Тюбиком… Да, Тюбикус?
Но пёсик исчез.
Тёща взяла под руку писателя, и они вдвоём пошли к дому.
— Генриетта Ростиславовна! — выбежала к ней консьержка из своего скворечника. — Пойдёшь завтра в «Ветеран»?
— Вряд ли…
— Жаль, — покачала головой консьержка.
— Я к тебе после зайду, — пообещала ей тёща.
— Эй, ты, как тебя там? — позвал капитан Бертольд. — Колбаса, Колбаса! — вспомнил он.
Собака, подумав, пошла за ним. В небе летали галки.
Капитан почесал псу за ухом, потом почесал собственное ухо, подумал и, взяв Колбасу подмышку, понёс к отделению.
— По приказу МВД на одного участкового — не больше трёх тысяч человек жителей, Колбаса ты моя дорогая, — говорил он по дороге Тюбику. — А у меня их больше тридцати!
Пёс внимательно слушал.
— Группировка «сироты» и «собачья стая» из четвероклассников — никак не можем поймать! Маленькие, а прячутся хорошо? Придётся тебе, Колбаса, опознать одну прохиндейку, а? — Капитан приподнял Тюбика и посмотрел тому в глаза.
Тюбик притворился, что звезд с неба не хватает.
МОЯ МИЛИЦИЯ
Никогда ещё Иван Митрофанович не чувствовал себя так хорошо, как в тот вечер.
Тёща навалила перед ним кипу пустых бумаг, а он подписывал…
Норовя, вместо одной подписи, поставить две или даже три…
Тёща сидела рядом и, наливая ему половниками борщ, хвалила без остановки, называя Толстым — Львом и Достоевским — Федором. У Ивана Митрофановича от превосходного настроения началась рябь в глазах, и он заснул прямо за столом.
— А назавтра мы должны поехать к нотариусу, — как сквозь сон услышал Иван Митрофанович.
Иван Митрофанович не помнил, что случилось завтра, хотя потом его об этом будут спрашивать всю жизнь: как?
Как он своими ногами пошёл к нотариусу и своими руками подписал кипу документов на передачу квартиры и всего имущества на имя какой-то госпожи Чувилкиной.
Он не помнил, ни как собирал чемодан, ни как ему вручали билет.
— Киевский вокзал напротив, — сказала ему Генриетта Ростиславовна. — Прощай, Иван.
— Прощайте, мама. — Краснецкий надел плащ, взял чемодан. — Тюбика не видели?
И тут за дверью раздался заливистый лай.
— Тюбик!!!
…Вчера, когда на горизонте показалось родное ОВД, капитан Бертольд ещё не знал, что будет дальше. Он занёс Тюбика в дежурку и опустил на пол.
Потом принёс собаке попить воды и пошёл проведывать арестованную. Тюбика он снова забрал на руки.
Арестованная аферистка сидела с краю и в общем разговоре камеры предварительного задержания участия не принимала.
— Гражданка Чувилкина, на выход, — открыл дверь дежурный. Аферистка ухом не повела, продолжая сидеть.
И тут Тюбик взвизгнул! И прыгнул на руки аферистке Чувилкиной, и стал ту целовать!
— Тюбик, сынишка! — расплакалась прохиндейка прямо в коридоре КПЗ.
И продолжая рыдать в голос, поглядела на участкового.
Да так, что у того упало сердце. Он его потерял в тот же самый миг.
Оно закатилось куда-то. Капитан Бертольд влюбился. Чего не делал уже десять лет, по причине возраста, нескромно маленькой зарплаты и неосуществимости — встретить женщину своей мечты. Ведь женщина его мечты…
Да что там говорить!..
…так на пороге квартиры встретились — Иван Митрофанович со своей настоящей тёщей Генриеттой Ростиславовной, участковым Бертольдом, а впереди всех стояла собака — Тюбик! Именно он вчера опознал тёщу на очной ставке и снова возвёл её в ранг законопослушных граждан державы.
Тёща вернулась из отделения и первым делом посмотрела на Ивана Митрофановича — как на блоху.
— Добро пожаловать, Генриетта Ростиславовна, — сказал Краснецкий, с опаской оглядываясь на мечущуюся по квартире фурию, у которой из ноздрей шёл дым с искрами! На столе стояла кастрюля с борщом, в руках фурии мелькал набитый бумагами и мельхиоровыми ложками серебристый кейс.
Вдруг фурия остановилась и ехидно сказала:
— Освободите квартиру, я вас сюда не приглашала! — И села на стул.
— Иван, ты женился, что ли? Опять? — потрясённо спросила Верёвкина Генриетта Ростиславовна. — За неделю-то как успел?
— Освобождайте-освобождайте! — потребовала фурия со стула. — А то милицию позову!
— А милиция-то здесь, — застёгивая наручники на аферистке, сказал капитан Бертольд ровно через тридцать пять секунд.
МОСКОВСКАЯ ТИШИНА
Тёща вышла замуж, но свою фамилию сохранила, присовокупив к ней фамилию Бертольд.
— Получилось очень миленько, — всю осень фыркал Иван Митрофанович. — Верёвкина-Бертольд.
Бывшую тёщу писатель считал старухой, хотя был моложе её на каких-то шесть лет.
Прошёл сентябрь, установились холода, Иван Митрофанович изнывал — он всё ещё не состоялся в свои сорок девять с хвостиком.
По городу кружила зима — в кухне было тихо. Тюбик спал на подушке у батареи. Он наотрез отказался покидать писателя и остался жить вместе с ним. Этот небольшой пёс чувствовал ответственность за странного человека, который совсем не понимал новой жизни, наступившей всего каких-нибудь пятнадцать лет назад. Хотя и в старой жизни писатель Краснецкий не разбирался вовсе.
Таких людей — миллионы, знал Тюбик. В предыдущем воплощении — Будда.
Из состояния сна их вывел телефон.
— Вы писатель Краснецкий?
— Допустим, — порассудив, сказал Иван Митрофанович.
— Вы свои романы не топили?
— Топил.
— А мы их выловили.
— Ну и дураки.
— Ой, какой вы смешной, — звонкий хохот оглушил Краснецкого.
— Я вас сейчас покажу такого смешного, — проворчал он.
— А мы к вам с предложением.
— С каким? — зевнул Краснецкий.
— Мы по вашим романам снимем кино — сейчас ужастики про современную Россию котируются и идут на ура! — голосом феи из сказки проговорили в телефон.
— А вы кто? — у Ивана Митрофановича замёрзли пятки.
— Мы из киностудии «Свобода продакшн», наш филиал в USA называется «Коламбия пикчерз».
— Врите, да не завирайтесь. — Ивана Митрофановича не лыком шили.
— Мы хорошие — век свободы не видать!
— Правда, что ли?
— Приезжайте, познакомимся!
— А куда?
Краснецкому сказали адрес, он положил трубку на рычаг, и у писателя прихватило сердце. От счастья. Нет, он не умер. Хотя, мог бы конечно, но отчего-то остался жив.
— Слава на подходе, — сказал он псу, пока не упал без сознания на крашенный пол в коридоре.
Тюбик отпоил хозяина валерьянкой, которую одолжил у соседского кота. Соседи для чудаковатого русского человека всегда значили больше, чем родственники.
…подлинность событий
подтверждаю. Тюбик