— Ну, как тебе?.. — спросил дед.
— Теперь лучше… — глухо ответил Заботин.
— Ты что — один? — спросил дед Никола.
— Да. — Заботин открыл глаза. — Как нашел меня?.. Я… всего два года… как вернулся в наш город… думал — никого нет…
— Потом объясню. Сейчас врача надо.
— А-а… — протянул Заботин, безнадежно махнув рукой.
Дед Никола огляделся по сторонам в поисках телефона. Он увидел на стенах афиши: Генка с виолончелью, Генка во фраке, Генка на фоне симфонического оркестра, седой Генка, пожимающий руку, седому дирижеру. “Верно! — вспомнил дед. — Он с детства все скрипел да скрипел. За это его обзывали сверчком”. Дед склонился над Заботиным.
— Послушай, куда ты тогда пропал?.. — не удержавшись, спросил он.
— А-а… — снова протянул Заботин, повел глазами в сторону и поморщился. — Знаешь ведь… Бомбили… — Он хотел что-то добавить, но вновь поморщился и только дернул уголком рта.
— Может, еще примешь? — спросил дед, взяв ложку.
— Не надо. Теперь лучше. А то лежал, доползти не мог до телефона… попрощаться хотел… кого знал…
— Держись! Теперь изо всех сил держись! — сказал дед. — Исправим тебя…
Он подошел к телефону и увидел, что трубка лежит криво на аппарате. По всей вероятности, она давно лежала так: станция зарегистрировала непорядок, аппарат сочли неисправным и отключили от общей сети. Снятая трубка сигналов не издавала.
— Никола, — вдруг громко и отчетливо сказал Заботин. — Плохо, Никола.
Дед бросил трубку на телефон.
— Позвонить надо! — дед побежал в коридор. — Сейчас, Гена! — крикнул он.
В темном коридоре дед ударился ногой о что-то незаметное и чуть не упал. Вновь возникла забытая боль в колене, и он стал хромать. Пробравшись вдоль стены к входной двери, вышел на лестничную площадку и позвонил в соседнюю квартиру. Никто не вышел. Дед нажал кнопку звонка у другой двери, там не раздалось ни звука. Он подумал, что в новом доме еще не все квартиры заселены, да и телефоны, наверное, имеются не у всех. Несколько секунд дед сомневался, принимая решение, потом быстро передвинул рычажок предохранителя на замке, чтобы дверь не заперлась, машинально снял с вешалки пальто и помчался вниз по лестнице. На бегу, неловко толкая руки в рукава, старался вспомнить, где поблизости видел будку телефона-автомата.
Снег уже не валил. Дед бросился вдоль дома. Нашел таксофон, но трубка была расколота пополам и нижняя часть ее с торчащими проводами валялась на полу. Он вышел из будки и стал оглядываться по сторонам. В черном провале между корпусами высотных домов разглядел нечто отблескивающее стеклом и быстро побежал через заснеженный пустырь.
То, что он принял издали за телефонную будку, оказалось овощным ларем, видневшимся с торца. Мороз щипал лицо, в ботинках таял, холодя лодыжки, набившийся снег. Дед стал застегивать пальто и тут обнаружил, что это вовсе не пальто, а меховая шуба. “Волк, что ли? — удивился он, погладив жесткую шерсть и подумав с нежностью о Генке Заботине. — Ишь, сверчок”. Застегнувшись до подбородка, побежал дальше, лихорадочно соображая, где в этом районе новостроек может находиться следующий телефон. Подгоняемый ледяными порывами ветра, он иногда кидал пристальный взгляд на ясное звездное небо, поражаясь тому, как люто приступает к своим обязанностям зима. Он шумно и тяжело дышал, хватая ртом морозный воздух, выдыхая пар, и только диву давался, как удается бежать так долго.
Три человека стояли кружком на пути. Двое были в черных полушубках и надвинутых на лоб мохнатых шапках. Третий — в сером пальто с поднятым воротником — утопал головой в складках шарфа, закрывавшего его лицо почти до переносицы.