пару кастрюль, потом продела шпагат через ручки кастрюль и, связав их таким образом, отнесла вниз. Совершенно растерянный, я смотрел, как экономка с дочерью, словно обезумев от жадности, выносили из квартиры кастрюли. Моя жена никогда не видела дочь экономки за все те годы, пока экономка работала здесь, а если бы увидела, то пришла бы в ужас, сказал Регер. Сцена с экономкой и ее дочерью лишний раз показала мне, до чего гнусен бывает человек, сказал Регер. Так называемый низший класс может быть не менее подл, мерзок и лжив, чем высший, это действительно так. Одно из глубочайших современных заблуждений состоит в том, что, дескать, только простой труженик добр и хорош, а остальные — плохи, но это отвратительная ложь, сказал Регер. Так называемая прислуга ничуть не лучше так называемого хозяина, скорее наоборот, ибо нынче все вывернулось наизнанку и подлинным хозяином сделалась прислуга. Все стало шиворот-навыворот, поэтому властвуют сегодня те, кого раньше называли власть неимущими сказал Регер в Амбассадоре. Он смотрел на Седобородого старика, я же вспомнил его слова, сказанные им мне в Амбассадоре: нынче все вывернулось наизнанку, все стало шиворот-навыворот. Я еще стоял у открытой могилы, сказал Регер, а экономка пристала ко мне с уверениями, будто моя жена завещала ей зеленую шубу, которую я купил в Бадгаштайне. Дескать, моя жена отказала ей эту дорогую вещь, воскликнул Регер возмущенно. Такие люди абсолютно лишены чувства такта, их ничто не останавливает; при всей своей тупости они в погоне за собственной корыстью способны на всяческие подлости и хитрости. Мы же оказываемся перед ними беззащитными, ибо они сильнее нас своей безмерной подлостью. Заигрывание с так называемым народом — это мерзость, которой особенно отличаются наши политики. Порою мы и сами впадаем в идеализм, но довольно быстро осознаем свои заблуждения, сказал Регер, после чего, подумав, добавил, что одним из таких заблуждений является заигрывание с молодежью; надо уметь стареть, дорогой Атцбахер, сказал он, ведь противно, когда старый человек заигрывает с молодостью, нет ничего отвратительней подобных заигрываний. Современный человек крайне зависим и беззащитен, такой тотальной зависимости и беззащитности прежде и не видывали; даже лет десять тому назад люди еще чувствовали себя в относительной безопасности, сегодня они абсолютно беззащитны, сказал Регер в Амбассадоре. Нам некуда спрятаться, весь ужас в том, что нам негде больше укрыться, все в мире стало насквозь прозрачным, поэтому человек сделался абсолютно беззащитным, сказал Регер; сегодня никуда не сбежишь, всюду полно людей, они везде замотаны, загнаны, они пытаются бежать, но не могут найти приюта, щели, куда можно было бы забиться; человеку остается только умереть, это факт, сказал Регер, мир стал опасен для человека, ибо больше не дает ему пристанища и защиты. С подобной опасностью, хочешь не хочешь, приходится смириться, ведь мы душою и телом находимся во власти этого мира и послушны его произволу, а если вас уверяют будто это не так, то вам лгут, сказал Регер, ложь нам вдалбливают в голову прежде всего политики, профессиональные политические краснобаи. Мир опасен, ибо человек не имеет в нем ни малейшей защиты, сказал Регер тогда в Амбассадоре. Сейчас же, глядя на Седобородого старика, Регер вдруг проговорил: смерть жены принесла мне не только огромное горе, но и освобождение. Да, смерть жены дала мне свободу, и когда я говорю это слово, то имею в виду полную свободу, действительно абсолютную свободу, если вы знаете или хотя бы догадываетесь, что это значит. Я больше не жду смерти, она придет сама собой, я не думаю о ней, мне безразлично, когда она наступит. Со смертью любимого человека происходит одновременное освобождение всего нашего существа, проговорил Регер. Последнее время я живу ощущением полной свободы.