— Непременно! Да, да, возле Булонского леса генгет[i], там ещё такая рыженькая выступает, горячая штучка! — перегнувшись вперёд, брызжет слюной жизнелюбивый плотный мужчина средних лет, желающий срочно, вот прямо сейчас, поделиться полюбившимся ему адресом с молодым человеком из провинции. Кто ещё, как не он, опытный и повидавший жизнь мужчина, может дать полезные советы славному юноше⁈
У мужчины не то тик, не то он беспрестанно подмигивает, от чего его рассказ, вполне невинный по содержанию, приобретает нотки скабрезности.
— … племянница двоюродного мужа покойного, тот ещё шалун был! Он, помню…
— … а я ему подсечку, и ногой по голове, чтоб знал! — делится с приятелем подробности свежей драки мастеровой, одетый не без претензии на щегольство. Ссадины на его лице тоже свежие, и, судя по разного рода обмолвкам, дело это вполне привычное — как собственно ссадины, так и драки.
— Ост-Индская компания, говорю тебе! — горячо убеждает собеседника немолодой рыхловатый месье, сидящий наискосок от Ежи, — Да, да! Патронаж отменён, но я тебе говорю, именно поэтому самое время покупать! Путь падают, пусть! Я тебе говорю — сейчас, именно сейчас покупать! Ты же умный человек, и должен понимать, что сейчас Виктория непременно от России такой кусок отломит, что крошек от него на всё и на всех хватит!
— Да! — дёрнула тётушка молодого человека, с возмущением глядя тому в глаза, — Я ж о племяннице начала, ты мне почему не сказал, когда я на мужа сбилась⁈
Вывалившись из омнибуса несколько более взъерошенный, чем был до поездки, по крайней мере, ментально, Ванька некоторое время приходил в себя, пока снова не стал Ежи…
Проводив взглядом омнибус, он потряс головой, тщетно пытаясь вытрясти из неё племянниц, покупку и продажу акций Ост-Индской компании, рыженькую из генгета и прочие, столь же несомненно важные сведения. Вышло так себе…
— Привыкну, — чуточку нервно пообещал он себе, а позже и заулыбался, найдя ситуацию скорее забавной. Ну, в самом деле… был он как-то с мамой в Ростове, ещё в шестом классе, так там в трамвае ещё больший гвалт стоял. Юг!
Это после… отвык, всё-таки и время иное, и место. Да и Петербург, несмотря на всю его столичность и светскость, довольно-таки чопорный и неспешный город — настолько, что кажется иногда, что от холода и беспрестанной сырости эмоции его жителей ржавеют.
— Да, мадам Шерин, всё устраивает, — покивав, сообщил Ежи старой грымзе и её ещё более старой служанке, высушенной временем так, что она стала похожа на подкисший, начавший плесневеть урюк.
— Никаких девочек, — проскрипела мадам, назидательно поводив перед его лицом узловатым пальцем и кашляя, — вы понимаете, юноша?
— Да, мадам, — кивнул попаданец, — понимаю.
— И вы должны быть благодарны, что я, француженка и парижанка, даю вам приют…
Ежи изо всех сил демонстрировал эту самую благодарность, и мадам, ещё немного позудев, ушла, одарив эмигранта на прощание подозрительным взглядом.
— Вот же сука старая… — беззвучно произнёс он, закрыв наконец дверь.
… но впрочем, ничего нового!
' — Сдаём только славянам!' — мелькнуло в голове, но он решительно вытряхнул эту нелепость, потому что это — другое!
С жильём в Париже во все времена непросто, а сейчасначалась его османизация[ii], и столицу прекрасной Франции залихорадило разного рода земельными спекуляциями.
К тому же, как это обычно и бывает, дома, улицы и кварталы сносятся уже сейчас…
… а строятся, разумеется, очень не вдруг, и временами — очень и очень.
Многие из сносимых кварталов были переполнены просто невообразимо, потому что сто тысяч человек на квадратный километр при низкоэтажной застройке, это что-то невозможное! Нужно ведь понимать, что там не только жильё, но и какие ни есть улочки, магазины и магазинчики, бистро, всевозможные мастерские и полноценные фабрики.
Как⁈ Ну вот как это всё можно уместить на клочке земли⁈
По слухам, которые попаданец проверять не собирается, в таких кварталах народ строится всё больше не вверх, а вниз, создавая настоящие катакомбы и заселяя уже имеющиеся. Да и живут там… можно без особой натяжки сказать, троглодиты.
И вот этот вот человеческий материал выплеснулся отчасти на улицы Парижа обывательского, благополучного, и тоже, в свою очередь, возжелав и благополучия, и…
… в общем, в Париже сейчас непросто не только с жильём. Поэтому два франка в день за дрянной пансион в Латинском квартале, это, можно сказать, не слишком дорого. Да, можно поискать и получше… и вот этим-то он и займётся.
Ещё раз оглядев комнату в мансарде — узкую, неудобно низкую, скошенную, с влажными потёками на потолке, узкой кроватью и…
… да, он проверил — горшок под кроватью, несколько облупившийся, но кажется, достаточно чистый, тоже на месте.
— Это всего-то на неделю, — тихонечко сказал он, но потом посмотрел на ночной горшок… и утешиться не получилось, потому что горшок — это почти символ Эпохи.
— Надо побыстрее разбогатеть, — пробурчал он на польском, начав разбирать пожитки.
Разобрав и разложив их, он открыл дверь и вышел, но почти тут же остановился — там, внизу, этажом ниже, уже кто-то возится с замочной скважиной. Не желая толкаться с соседями на узенькой крутой лестнице, расшаркиваясь и фальшиво улыбаясь, Ежи решил чуточку переждать.
— Чортовы лягушатники, — услышал он, не сразу поняв, что говорят на русском…
… и чёрт его знает, как к этому относится! Потому что с одной стороны — соотечественники, а с другой, учитывая его не самую простую биографию, то ну их к дьяволу!
Выждав для верности несколько минут, он спустился вниз, и, раскланявшись с одним из постояльцем, немолодым, поеденным молью мужчиной из провинции, отошёл чуть поодаль и встал в задумчивости, поняв, что он решительно не представляет, а что же ему, собственно, делать⁈
Ну то есть план покорения Парижа в целом — есть, но вот частности…
— Пум-пу-пу-пум! — бездумно пропел он, и, качнувшись на носках ботинок, так же бездумно вытащил часы, без всякой цели пощёлкав крышкой, и только потом глянув, раз уж достал, на циферблат, согласно которому сейчас три пополудни.
' — Кстати, — мелькнула запоздалая мысль, — надо что-то делать с драгоценностями!'
В Руане он решил не продавать их, потому что настоящую цену ему вряд ли дали бы, да и к эмигранту, только что прибывшему в страну, могли появиться вопросы, ну или по крайней мере — слухи, которых он предпочёл бы избежать. А Париж видывал ещё и не то, он всё переварит!
Проблема… хотя и сложно назвать наличие драгоценностей этим словом, но всё ж таки — проблема! Таскать с собой, зная о парижских карманниках, это такое себе… тем более он, чужак в чужой стране, свежий иммигрант, привлекает внимание, как фонарь на мачте в ночном море. Оставлять в пансионе…
— Н-да, дилемма, — пробурчал он, решив всё-таки оставить драгоценности в номере, потому что… а какие у него, собственно, альтернативы?
Живот тем временем заурчал голодным хищником, не помня, что не так давно был заполненным свыше всякой меры. Пожав плечами, попаданец решил поддаться греху чревоугодия, полагая его не таким уж и смертным.
— Я ж расту! — подбодрил он себя, и, постаравшись получше запомнить окрестности, решительно зашагал в поисках подходящего бистро. Ну или чего-то иного…
… надо, чёрт подери, разобраться со всеми этими особенностями французского общепита!
Меряя шагами Латинский квартал, и с любопытством вертя головой, он решительно не боится показаться провинциалом! Потому что — да, провинциал бывает смешон, но провинциал, пыжащийся показать себя искушённым столичным жителем, смешон вдвойне и втройне!
А смотреть здесь, чёрт подери, есть на что. Он, как будущий архитектор, прекрасно знает, пусть и «вприглядку», многие города Европы и мира, в том числе и их былой и грядущий, или вернее — предполагаемый облик.
Но никакие альбомы не могут передать атмосферу настоящего, с цоканьем копыт и громыханием колёс, с запахом навоза, с бесчисленными стройками, с говором, и главное — с поведением людей, их манерами и привычками. Вроде и есть что-то похожее, знакомое… но, тысяча чертей, совершенно не то!
Облик квартала в целом узнаваем, но вот детали… они складываются плохо. Паззл не сходится.
— Деревенщина! — натолкнувшийся на него парень зол, и, не стесняясь в выражениях, поведал Ежи, куда ему нужно иди, и маршрут — очень подробный. Не слишком рослый, несколько даже костлявый, он, тем не менее, местный…