Поучив деньги, месье сразу подобрел и пригласил постояльца посидеть с ним за бокалом вина, и это — уже не за деньги, а в знак дружеского расположения.
Ну… дружеское или нет, но учитывая, что месье Гранвилле изрядно его нагрел, оно, расположение, несомненно наличествует, и притом вполне искренне…
— Пся крев… — бубнил попаданец, даже в не слишком трезвом состоянии не забывая, что он — поляк, а не какой-то, чёрт бы его подрал, русский!
В том, что поляк, как представитель одного из народов, населяющих Российскую Империи, знает русский язык, ничего удивительного нет. Но учитывая недавно отгремевшую войну, которая, между прочим, формально продолжается, раз мирный договор ещё не подписан, говорить на русском — поступок не самый умный.
Собственно, именно поэтому Ежи даже наедине с собой старается говорить на польском или французском. Во избежание…
— Матка Бозка… — и он наконец взошёл на третий этаж, не сразу открыв дверь.
Бокалом дело не ограничилось, месье Гранвилле, оценив восторг эмигранта от и вправду недурственного вина, а затем и сидра, распушил усы, и… в общем, надегустировался попаданец изрядно — на пустой-то желудок. Нет немного сыра, ветчины и зелени на тарелке присутствовало, но в количествах почти что символических.
— А… — он не сразу сфокусировал глаза на нужном предмете, — вода. И корыто. Ага… помыться, точно!
Горячей воды в кувшине немного, да и остыла она за время дегустации изрядно. Благо, в стоящем рядом ведре есть и холодная, так что, пусть и без комфорта, помыться он сумел вполне нормально.
На остатках сил он спустил воду вниз, только потом сообразив, что это, наверное, должна сделать прислуга, выставил за дверь тюк с грязной одеждой, заперся, и, растянувшись на чистой, хотя и достаточно грубой простыне, почти сразу заснул.
Проснулся затемно, не сразу сообразив, вечер сейчас, или утро? Но за окном, пусть и медленно, становится светлей, так что уже утро, понял он с запозданием, и, с учётом времени года, не такое уж и ранее.
Протерев глаза, сделав вялое подобие зарядки и одевшись в чистое, Ежи спустился вниз, поздоровавшись с портье, уже зевающим на посту по всю нечищеную пасть.
— Доброе, месье, — не сразу отозвался Гренвилле, часто моргая, — умыться? Одно су[i], месье… сами должны понимать, воду покупать приходиться, и не речную!
Попаданец, нисколько не сомневаясь, что вода именно что речная, кивнул обречённо, соглашаясь с расценками, и пять минут спустя некрасивая,упитанная, тяжело дышащая супруга портье подняла наверх кувшин и таз, получив взамен су и расплатившись на сдачу щербатой улыбкой, сделав заодно попытку завлечь молодого постояльца изрядно увядшими и обвисшими прелестями. Постоялец предпочёл сделать вид, что ничего не заметил, и дама, покрутившись немного, пару раз задев паренька грудью, удалилась с видом оскорблённой добродетели.
Умывшись и кое-как почистив зубы тряпочкой с мелом и зубной нитью, дежурно проверил деньги и документы, и, чуть поколебавшись, взял их с собой — это та ноша, которая не тянет. Да и месье Гренвилле с супругой… ну их к чёрту! Не внушают.
Давешний месье, рекомендуя отель как приличный, имел, вероятнее всего нечто иное, а может быть, просто порекомендовал его, будучи знаком с портье или с его нанимателем. Ничего нового…
— Позавтракать хотите, месье? — поинтересовался месье Гренвилле у постояльца, собравшегося на улицу, — Если хотите, моя супруга приготовит вам отменный завтрак всего за франк!
— Благодарю, месье Гренвилле, — сладко отозвался Ковальски, — но не стоит утруждаться.
Не дожидаясь ответа, он выскользнул, с облегчением переводя дух. По опыту… притом по собственному, он знает, что такие вот мелкие людишки, как портье, помочь почти никогда не могут, а вернее всего, не хотят, а вот нагадить, это от души!
А сейчас месье Гренвилле, несмотря на свой невысокий статус, всё ж таки француз, да притом руанец, а он, Ванька, то бишь Ежи Ковальски — подозрительный мигрант, существо заведомо злокозненное и бесправное. Ссорится ему нельзя решительно ни с кем!
Но и идти навстречу всегда и во всём таким людям тоже нельзя! Вот и приходится — между струйками.
Улицы Руана залиты весенним светом и теплом, здесь во Франции, уже самый разгар весны! Запахи молодой листвы, моря, цветущих растений и выпечки…
… и если не заходить в переулки, то нотка нечистот в этой симфонии запахов почти не ощущается. Хотя так-то пованивает…
После хмурого Петербурга, вечно затянутого тучами и скверным настроением, после Финляндии, после Аландов и штормового моря, после трюма, в котором он путешествовал вместе с нищими эмигрантами и выздоравливающими французскими солдатами, контраст разительный настолько, насколько это вообще возможно!
Город — портовый, и потому не то чтобы очень уж чистенький, но всё равно — нарядный, праздничный, с фахверковыми домами, барельефами и прочей готикой, которая, пусть не всегда удобна, но смотрится… ах, как она смотрится, особенно если вы архитектор, пусть и не доучившийся!
И люди! Не всегда хорошо одетые, но… черт дери, какойконтраст!
Всё они, бедные и богатые, граждане Франции, и права у них, пусть даже формально — равные. Никто не спешит прочь с тротуара при виде офицера, не сдёргивает издали старую фуражку, ломаясь в поклоне, при виде чиновника.
Это…
… странно!
Настолько всё отличается от России, от Петербурга, да ещё и солнечный свет, весна, тепло…
Попаданца закоротило, и он долго, не замечая времени, ходил по улицам и улочкам, вглядываясь в дома, в лица, в быт… но прежде всего — в людей. Не лучше, не хуже… но другие, совсем другие.
Ошалевший и наконец проголодавшийся, он остановился, и, достав из кармашка часы, сверился со временем, которое, оказывается, приближается к полудню. Сразу, будто получив разрешение, забурчал живот и загудели ноги, истоптанные на булыжчатых мостовых Руана.
— Нужно найти какое-нибудь кафе, — постановил он, не слишком разбираясь в разновидностях французской системы общепита, но задача оказалась не такой простой, как казалось, ибо всевозможных кафе, кабачков и едален оказалось слишком, чёрт подери, много! И везде — носатые, усатые и отменно любезные месье, готовые предоставить услуги своего заведения.
' — Да почему они, чёрт возьми… — внезапно разозлился Ванька, — почему они… почему они — такие⁈'
Он не может сформулировать даже для себя, а почему он, собственно, разозлился⁈ Здесь, наверное, всё разом — и французы, и русские, и…
… ничего из этого, ему, чёрт подери, не нравится! Всё не так…
Ссутулившись, крепче вцепившись в саквояж, он хмуро побрёл куда глаза глядят, но управление в итоге перехватил голодный желудок, и он сам не заметил, как оказался возле неприметного заведения в переулке, где, судя по запаху, подаются рыбные блюда. Во всяком случае, доминирует здесь не запах мочи, а морепродуктов, притом без сладковатой мусорной нотки.
В сравнении с несколькими заведениями аналогичного типа, чешуя, косточки и раковины моллюсков не создают возле заведения того, что, пусть и с некоторой натяжкой, можно назвать «культурными слоями».
— Месье желает позавтракать? — коротко и деловито осведомилась вышедшая навстречу немолодая хозяйка, грязным полотенцем вытирая красноватые натруженные руки от рыбьей чешуи и кишок. Низенькая, коренастая, ширококостная и широкоскулая, с массивной челюстью и выпирающими вперёд кривыми зубами, она очень далека от разрекламированного типажа француженки, и таких, как уже успел отметить попаданец, здесь как бы не большинство.
— Да, — буркнул месье, несколько настороженно озираясь по сторонам, — что там у вас? Недорого и сытно чтоб, и без риска нагадить в штаны.
— Шестьдесят сантимов, месье, — не обратив внимания на лёгкую колкость, равнодушно ответила женщина, тряпкой указывая на стол в полутёмной глубине заведения, — подавать?
— Да, подавайте, — буркнул попаданец, проходя внутрь и усаживаясь. Саквояж под ноги, на пол сомнительной чистоты, и ногами же придерживать, во избежание. Чёрт его знает…
Сидр в качестве аперитива несколько поднял настроение, а еда за шестьдесят сантимов хотя и выглядела сомнительным набором всего того, что не доели предыдущие клиенты, оказалась очень даже вкусной, и кажется, свежей. Заедая моллюсков неопознанной зеленью и ещё горячим хлебом, он оглядывается по сторонам, желая к хлебу — зрелищ.
Лица соседей уже не кажутся маргинальными — обычные, в общем-то, мелкие клерки, припоздавшие работяги да тому подобный люд, не всегда интеллектуальный, но в общем, вполне законопослушный. В меру — с поправкой на среду и эпоху.