Гармонь умолкла, пары отошли к краю площадки. Вдруг сидевшая рядом с гармонистом Дарья быстро встала и, ни с кем не попрощавшись, ушла. Девушки окликнули ее, но она не ответила и скрылась за липами. В наступившей тишине стало слышно, как шумит в поле трактор. По-видимому, он работал очень далеко, звук мотора порой совсем пропадал, и казалось, будто большой жук садится, и снова взлетает, и снова садится.
— Сабит там пашет, — сказал Андрей. — Скучает, должно быть…
Он взял гармонь и снова заиграл сам. Девушки стали петь, Андрей подтягивал им, незаметно посматривая в сторону Гали. А та чувствовала эти взгляды и, смущения, сердилась: "Ну, чего он смотрит? Неудобно, люди видят…"
Девушки пели:
Мошков наклонялся к гармони, будто прислушиваясь к голосам, с улыбкой поглядывал на девушек и на Галю, стоившую в сторонке. Девушкам начал было подпевать рыжий учетчик, но его сразу подняли на смех:
— Помолчал бы лучше, других послушал! На твоем ухе, видно, медведь три дня сидел!
Коли стал отшучиваться, сам смеялся громче всех.
Бросился обнимать кого-то из девчат, та завизжала, сердито отмахнулась:
— Уйди, бесстыжий черт! Опять водкой несет, фу!
Было уже поздно, петухи пропели полночь. Какая-то девушка затянула новую песню:
Скоро все разошлись — парами и поодиночке. На тихих улицах долго еще не стихал шепот и приглушенный смех. Вдруг вырвется девичий голос: "Ой, нет, не верю!", а мужской в чем-то горячо убеждает. Девушка тихонько, словно веря и не веря, смеется…
Когда расходились с Глейбамала, Андрей спросил:
— Проводить вас, Галина Степановна?
Гале очень хотелось, чтобы он проводил. Но согласиться было стыдно, и она засмеялась:
— Ой, спасибо, Мошков, дорогу я найду. Видишь, как светло. А потом, должно быть, тебя ждут…
Андрей не успел ответить, — так и остался с открытым ртом. А Галя уже была далеко. Тогда Андрей выругался про себя: "Теленок! Мямля!" Нажал на клавиши гармони сразу всеми пальцами, и над спящей деревней словно пронесся жалобный вздох гармониста.
…Галя тихо разделась, легла. Но заснуть долго не могла. Подставив лицо под льющийся из окна лунный свет, она закрыла глаза. Снова открыла — сколько света! Она увидела на луне девушку с коромыслом и вспомнила, как мать рассказывала ей в детстве, что эта девушка с коромыслом долго искала по свету свое счастье, а потом попала на луну, да там и осталась. Должно быть, нашла там свое счастье. А она, Галя, найдет ли свое? Может быть, оно совсем не здесь? Кто ей поможет? Кто расскажет? Девушка с луны смотрела на свою сверстницу с земли. Может, она завидует Гале? Ей там скучно, тоскливо, она — одна, а Галя — на земле, среди людей.
Где-то близко скрипнули ворота. Звякнул железный засов, со стуком упала перекладина. Рванулась, зазвенела цепь. Кто-то цыкнул на собаку. В тишине Галя слышала все так ясно, как будто это было рядом, за стеной. "Наверное, у соседей, — догадалась она. — У Кабышевых. Видно, Олексан пришел. Странный он, молчаливый, смотрит исподлобья. Не умею я разбираться в людях. Вот, поговоришь, иногда даже посмеешься, пошутишь, а что у них на сердце — не знаешь…" И тут же, внезапно, острая мысль: "А этот, Мошков? Какой он? Хорошо танцует…"
Галя уснула, положив голову на подоконник, и девушка с лупы долго смотрела на все, пока не скрылась за крышей соседнего дома.
Акагурт спит. Извиваясь, беспокойно ворочается на своем каменистом ложе река, не в силах заснуть": целую ночь она играет с лупой, ловит ее в свои волны.
Иногда спросонья тявкнет собака, и снова все тихо.
Пугая засидевшиеся парочки, по улицам Акагурта долго бродил рыжий Коля. Один вопрос волновал его: куда это исчезла Дарья? Как ушла с игрища, так и не видели ее больше. Коля уже раз десять подходил к ее дому, осторожно стучал в стенку амбара, где обычно спят в теплые летние ночи, вполголоса звал: