Парамон умолк. Бригадир смотрел на него широко раскрытыми от удивления глазами; женщины тихонько охали, о чем-то шептались. Василий сокрушенно помотал головой:
— Эх, вот бы тебя, дед, свидетелем в суд! Беляю не отделаться бы тремя годами ни за что! Да разве о таком деле молчат, Парамон Евсеич? Зря, честное слово, зря не пошел в свидетели!
— А меня и не звали! — отрезал старик и отвернулся.
— Вот черт, не знал я! — продолжал сокрушаться бригадир. — Посмотреть на Беляева — человек вроде бы смирный, степенный, слова лишнего не скажет. А он, оказывается, без мыла может залезть куда угодно…
Василий оглядывается вокруг, ища поддержки. На этот раз я с ним был согласен; надо было Парамону Евсеичу явиться в суд и рассказать все. Зря он говорит: "Меня никто не звал". В таких случаях и не следует дожидаться, пока позовут, а идти самому.
Тетка Фекла тяжело поднялась, заохала, стряхнула с подола зацепившиеся колосья.
— Ой, ноги отсидела… И найдешь же ты, дед, о чем языком молоть. Посадили человека, так чего после-то балясы точить? Мели, Емеля, твоя неделя! Нечего попусту на человека напраслину возводить! Хоть и судили Ивана Карповича, а все равно жалко, не такой уж плохой он был человек. С седой-то головой каково в тюрьму сесть?
Парамон оглянулся на женщину, еще раз сплюнул и растер плевок.
— А ты как думаешь, Фекла, от одних только добрых дел седеют люди? — ядовито спросил он. — Воры — они тоже, бывает, с седой головой ходят, заметь-ка это! Ты на волосы не смотри, а заглядывай поглубже, в душу… А сказать по правде, мне понятно, отчего ты по нем слезу роняешь!
Фекла моментально вспыхнула, полные ее щеки залило краской, губы задергались; гневно сверкнув глазами на Парамона, закричала:
— Тьфу на тебя, старый лешак! Уж помолчал бы, людей не смешил! Из ума-то выжил, а туда же языком…
Парамон спокойно продолжал:
— Не зря же ты раскипятилась, Фекла. Значит, правда глаза колет. Не отпирайся, перепадало и тебе от Ивана. Самогонку ему кто поставлял? То-то, молчишь! С хлебом туго было, а тебе Иван мешками подбрасывал.
— Свое получала, заработанное!..
— Опять же неправду говоришь, Фекла! Люди по стольку не получали. Молчать бы тебе да помалкивать. Жрал Иван Беляев из большущей миски и тебя заодно подкармливал… Думаешь, зря жена Ивана от ревности бесилась? То-то!
Березина осеклась, уничтожающе посмотрела на Парамона и отошла, бормоча по его адресу проклятия. Остальные женщины о чем-то шептались между собой, кивая в ее сторону. А старик, подняв с земли сумочку, пошел выбирать место для новой скирды. Бригадир помялся, хотел о чем-то спросить деда, но передумав, взобравшись в седло, хлестнул меринка, уехал.
А мне после рассказа Парамона стало не по себе. Не из-за Беляева — черт с ним, раз заслужил, правильно сделали, что посадили — нехороший след остался в душе от слов старика: "…жрал Беляев из большущей миски и тебя прикармливал". Неужели так оно и было? Если так, тогда понятно, откуда брались красивые Раины наряды… В такое время, как нарочно, припоминается прошлое. Однажды Рая пришла в школу в лаковых туфельках, похвалилась перед подружками: "Сшили в артели, тридцать рублей стоят…" Кто-то насмешливо спросил: "У вас заем что ли выиграл?" Рая обидчиво поджала губки, чуть не со слезами выпалила: "По людям не побираемся, своего хватает. И нечего чужие деньги пересчитывать!.."
Неужели старик Парамон сказал правду?
Невеселые мысли не давали покоя. У кого узнать? Будь Рая здесь, спросил бы ее: "Рая, скажи, это — правда?" Но она далеко и даже не пишет писем. Почему не пишет? Каждый день вспоминаю ее, хочу видеть. Любовь? Неужели она такая? Нет, не хочу думать о Рае плохо. Мы всегда, всю жизнь будем жить с ней рядом, не теряя друг друга. А дальше? По правде, пока я затруднялся сказать себе, как будет дальше… Просто мы будем жить вместе, вот и все… Могу ли я в чем-либо обвинить или упрекнуть Раю? Ведь если мать покупала ей новое платье или обувь, она, должно быть, не расспрашивала, как и откуда, на какие деньги куплена обновка. Просто она радовалась покупкам и носила, ни о чем не задумываясь. Да, Рая любила красиво одеваться, оттого она становилась еще красивее. Если даже ее мать и была замешана в каких-то темных делах Беляева, Рая тут ни при чем!
Четвертый день я работаю на скирдовании. Работа однообразная: знай подавай вилами снопы, конца этому не видно. В поле рядами стоят ровные, похожие один на другой скирды-близнецы. Они смахивают на шляпки гигантских грибов, мощно выпирающих из земли. Старик Парамон, конечно, геометрию не изучал, о тригонометрии даже слыхом не слыхал, а скирды у него получаются будто по математическому расчету. Пожалуй, теперь я согласен с Алексеем Кирилловичем: старик в своем деле оказался настоящим мастером. Зря я плохо подумал о нем: Парамон на самом деле не такой уж вредный и злой старик, ко мне он относится хорошо. Про случай с огурцами в огороде я ему не напоминаю; а сам он, видимо, давно забыл…