На базарную площадь я прибежал запыхавшийся. На мое счастье, промтоварный магазин был еще открыт, продавец пересчитывал дневную выручку, собираясь уходить. Он недовольно посмотрел на меня поверх очков, наверно, подумал: "Зря зашел, парень, видишь, торговля закончена. Да и покупатель ты, по всему видать, копеечный".
Растерянный, стоял я перед полками, доверху заваленными товаром. Здесь всего полно, попробуй, выбери самое нужное!
— Ну что, дорогой? — спросил продавец, покончив с деньгами. — Прошу поторопиться-, магазин закрывается.
— Мне бы что-нибудь… ну, чтобы женщине…
— Ага, подарок девушке! Пожалуйста, есть косынки газовые, шелковые. Как раз то, что требуется. Девушкам нравятся. Завернуть?
— Нет, нет… Мне нужно для матери.
— Ага, понятно! Тогда вот, пожалуйста, головные платки. Цена недорогая…
— Мне бы получше, деньги у меня есть…
Продавец усмехнулся и полез под прилавок. Долго я выбирал подарок матери, пока не остановился на клетчатом, с узорчатой каймой платке; для отца выбрал черные, на отличных кожаных подошвах ботинки. И все равно у меня оставалась уйма денег, я решил больше не тратить: пусть отец использует их по своему усмотрению, дома они нужнее. Себе ничего не купил, твердо решив, что первая получка — целиком для семьи.
Зажав покупки под мышку, в самом радужном настроении я вышел из магазина. Представляю, какая будет дома радость! Мать, конечно, тайком утрет слезу: она на радостях всегда плачет. А отец… Не знаю, как он поведет себя: мне никогда не приходилось делать ему подарков.
— Эй, Курбатов! Ты куда разогнался?
Заложив руки в карманы, через улицу ко мне вразвалочку направляется Мишка Симонов. Сунул руку, небрежно кивнул головой на свертки:
— Здорово живем! Это у тебя что? A-а, ясно! Правильно, стариков надо уважать, они это любят. А ты, браток, загордился — старых друзей не признаешь. Эх, Лешка!.. Постой, я слышал, ты отличился, говорят, Евсеича обставил, верно?
Мишку я невзлюбил с первой же встречи, а после стычки у комбайна он мне вовсе стал противен. Какой-то скользкий, не поймешь сразу. Разговаривает с человеком, а у самого глаза кругом шныряют. Но сейчас, когда Мишка похвально отозвался о моей работе, он показался мне не таким уж плохим человеком. В конце концов он не родня и не брат мне, без причины, зря хвалить не станет!
А Мишка продолжает нести разную чепуху. У него есть привычка во время разговора облизывать губы, словно минуту назад его угостили чем-то вкусным.
— Авансик получил? Толково! То-то, смотрю, из магазина прешь, точь-в-точь миллионер какой. Сколько?
— Чего — сколько? — не понял я.
— Во, чудак! Аванса, говорю, сколько дали?
— A-а… Тридцать два. С копейками.
— Ого, крупная деньга! В наш просвещенный век, как сказал один поэт, деньги — сила!.. А… подарки старикам ты как, обмыл? Не доходит? Ха-ха, и клоун же ты, оказывается, Алешка! Ты пойми, еловая твоя голова: не обмоешь — быстро износятся. У настоящих мужиков закон: с первой получки обязательно пропустить! Ну, как? Айда, тут нечего и раздумывать. Пропустим по сто грамм по мозгам… Пошли, отметимся!
Подхватив цепко под руку, Мишка повел меня через площадь к низкому кирпичному зданию с облупившейся вывеской: "Закусочная". Ступив через порог, я чуть не растянулся, поскользнувшись на мокром полу. Внутри было сумрачно, накурено, за столиками сидели незнакомые люди, не слушая друг друга, громко разгова-ривали, ругались. В углу, уронив на стол голову, спит рослый детина, время от времени он дергается, приподнимает голову и, обведя людей мутными глазами, снова с глухим стуком роняет ее. Грязно, душно, я чувствую, как тошнота подступает к горлу. Какого черта я пришел в эту дыру? Скорее вон отсюда, чтобы не вдыхать в себя эту мерзость! И впрямь, после вольного, чистого воздуха тут можно задохнуться!
Но Мишка, поняв мое намерение, еще крепче ухватился за рукав и потащил к стойке, подмигнул женщине в засаленном халате:
— Маруся, приветик! Нам с другом два раза по сто. И найди что-нибудь занюхать…
Отыскав свободный столик, сели. Мишка лихо, со стуком поставил передо мной стакан с водкой.
— Дернем, Лешка, за твои успехи! Будь здоров…
Он выпил сразу, сделав одни большой глоток, торопливо сунул под нос кусок сыра.
— Давай, давай, Лешка! Чего морщишься, раз-раз и готово. Во, чудак…
Люди вокруг начали оглядываться на нас, посмеиваются. Черт побери, могут подумать, что я ничего такого не видел на свете, и вообще, скажут, девчонка. Нет, я им докажу, что перед ними сидит самостоятельный человек!