Только мною, мне кажется, он дорожит,
Ненароком боится обидеть.
Близ меня три мужчины искали причал,
Все красивы, галантны и юны.
Пьер мелькнул как комета и сразу пропал,
Как снежинка в начале июня.
Предо мною Абраша колено склонил,
Было очень приятно и лестно.
Он жениться хотел, вероятно, любил,
Называя своею невестой.
Был вполне образован мой милый Абрам,
Мне рассказывал притчи и саги.
Где он нынче? Мотает его по фронтам,
Или сгинул в советском ГУЛАГе.
Он шатен, невысок, и немного рябой.
Я над ним насмехалась немного.
Окажись он сейчас предо мною живой,
С ним, наверно б пошла в синагогу.
Фридрих был белобрыс, с ясным небом в очах,
И гораздо нахальнее Пьера.
Но во мне вызывали и ужас, и страх
И глаза, и мундир офицера.
Он как кот свою мышь, развлекаясь, гонял.
Непокорность бесила беднягу.
Только гетто колючка спасала меня.
Он привёл от досады к оврагу.
Все они были чем-то чуть-чуть хороши.
Я искала любви настоящей.
А теперь, вероятно, все фибра души
Завоюет рыбак завалящий.
Несмотря на лукавство, на лесть и напор
Я невинность свою сохранила.
И никто овладеть не сумел до сих пор
Ни обманом, ни грубою силой.
Пусть Андрэ попытается силою взять,
Притязания встречу я смело.
В результате не девушка ляжет в кровать,
А холодное мёртвое тело.
8 марта 1942
Я сегодня видала, как лёг на постель
Солнца луч, и прошёлся по полу.
Услыхала я, как барабанит капель
За стеной по песчаному молу.
Март, вступая в права, как предтеча весны,
Обещал неплохую погоду.
Я окрепла, но мучили страшные сны,
И рвалась всей душой на свободу.
Может краски, напрасно сгущает Андрей,
И не всех перебили евреев.
Нету проку в убийстве невинных людей…
Только смысл не нужен злодею.
Как случилось, что немец к стенаниям глух?
И рутиною стала работа
По убийству беременных женщин, старух
Соплеменникам Гейне и Гёте.
Ну не может, имеющий сердце в груди,
Безразлично выслушивать стоны.
Если б мне не пришлось до оврага ходить,
Не поверила б в подлость тевтонов.
Из-за них мне приходится здесь прозябать,
Быть во власти безмолвного зверя.
Может плюнуть на всё, и куда-то сбежать,
В бескорыстность Андрея, не веря.
Сомневаюсь, что выпустит он из когтей,
Раз решил надо мной надругаться.
Состоялось бы это уже поскорей,
Я уже утомилась бояться.
Надоело! Сижу как затравленный зверь
Одиноко, в проклятой берлоге.
Вдруг я слышу, тихонечко скрипнула дверь,
Появился Андрей на пороге.
Две коробки лежали в могучей руке,
Необычным шуршаньем пугая.
Во второй был подснежников белых букет.
Я такие цветы обожаю.
Благодарна Творцу за такую красу.
Первозданное чудо природы,
Пред войной собирала в весеннем лесу.
Это были счастливые годы.
Ах! Подснежники, лучшие в мире цветы,
Хороши даже в лапах невежды.
В них печать непорочности и чистоты,
Предвкушенье весны и надежды.
Он коробки с дарами поставил на стол
И промолвил: - Есть повод прекрасный.
Поздравляют обычно прекраснейший пол,
Женский день – замечательный праздник.
Я ещё отойти не успела от сна,
На подарки смотрела спросонок.
Вдруг одна из коробок открылась сама,
Появился пушистый котёнок.
Я схватила его, и прижала к груди.
Он мурчит доверительно нежно.
На меня голубыми глазами глядит
Этот тёплый комок белоснежный.
А Андрей из картонной коробки извлёк
Замечательное угощенье.
Среди прочей еды был огромный пирог,
Фунт изюма и банка варенья.
Целый день мы смеялись и ели пирог,
Даже стало мне лучше немножко.
На коленях моих спал спокойно Пушок,
Так назвала я милую крошку.
Напряженье спадало, являлся покой.
Мы болтали с Андре целый вечер.
Я немного оттаяла мёртвой душой.
Догорая, оплавились свечи.
Оказался Андрей не такой уж и пень.
Намолчавшись, трещал как сорока.
Завершался мажорно сей праздничный день,
И не так было мне одиноко.
12 марта 1942
Вечных праздников в жизни, наверное, нет,
Фейерверк заменяет рутина.
Завершился салют, увядает букет,
Покрывает сердца паутина.
Каждый день вечерами с Андреем вдвоём
Мы читаем латышские книги.
Говорим обо мне, о войне и о нём,
О Москве, о Париже, о Риге.