Тело вмиг превратилось в какой-то кисель,
Я как кошка зажмурила глазки.
Он рукою погладил меня по спине,
А другой обхватил поясницу.
Мне казалось, что всё происходит во сне –
Ночью всякое может присниться.
Он, устами скользя по моим волосам,
Согревал мне дыханием шею.
Я доверилась мягким и нежным губам,
Всю себя, отдавая Андрею.
Если б кто-то нелепый вопрос мне задал:
Для чего дал мне шею Создатель?
Я б ответила: - Это надёжный причал
Для любви, поцелуев, объятий.
Сквозь звучащую нежную трель соловья,
Долетело до чуткого слуха –
Лёгкий шорох и сразу услышала я
Тихий шёпот у левого уха
Это были простые как вечность слова,
Отражая души треволненье.
Почему-то кружилась моя голова,
Подогнуться пытались колени.
Я повисла на сильных и властных руках,
Превратившись в безвольную тряпку.
Позабыла про стыд, позабыла про страх,
Доверяя себя без остатка.
А потом он, сжимая чуть-чуть между губ,
Стал легонько покусывать мочку.
И укус этот был абсолютно не груб,
Он нащупал какую-то точку.
Я не знала, прожив на земле столько лет,
Для чего предназначено ухо.
Я проникла в его назначенье секрет –
Он годится не только для слуха.
Эта мочка водила дорогой страстей,
Лабиринтом нескромных желаний.
Я запомню навек, как клубился над ней
Лёгкий шорох и шёпот признаний.
Всё в тумане, я вспомнила только испуг
От того, что лежала в кровати.
Наслаждаясь движением ласковых рук,
И заснула с горячим объятьем.
11 апреля 1942
Вспоминаю сегодня, как было вчера,
Это был замечательный вечер.
Он мне что-то на ушко шептал до утра,
И по мне растекались те речи.
Отчего застилает мой взор пелена,
И колотится глупое сердце.
Я бросалась в объятья его как жена,
Только дрогнет скрипучая дверца.
А ведь нас не венчали ни поп, ни раввин,
И какое имею я право,
Быть беспечной такой и доверчивой с ним,
Для него я возможно забава.
Ну и что? Пусть игрушка, возможно, что так,
Всё равно он мне мил и желаем.
Для меня этот старый и грязный маяк,
В эти дни стал прообразом рая.
Я, родившись в раю, на перине спала,
Ела только серебреной ложкой.
На обед непременно была камбала,
Или сайра с печёной картошкой.
Ела печень трески с осетровой икрой,
Сельдь, омаров, сардины и шпроты,
И не знала, что всё доставляет герой,
Обо мне, проявляя заботу.
Соткан мир из наивных легенд и клише,
Сказок, притч и библейских заветов.
А теперь я узнала, что рай в шалаше
Не фантазия глупых поэтов.
Только чем заслужила я свой Парадиз?
За грехи я достойна укора.
Я качусь по наклонной поверхности вниз,
Как девица с бульвара позора.
Непристойных деяний за мною не счесть,
Я на ложе презренья распята.
А на карту поставлена девичья честь,
И наверно не будет возврата.
Я не знаю, куда заведёт этот путь.
Хватит верить в наивные сказки…
Тут раздались шаги, я метнулась на грудь,
В сладкий мир поцелуев и ласки.
Мне в объятьях тепло, как от дюжины шуб.
Тает в сердце сомнения льдина.
Он сегодня добрался до чувственных губ,
Исколов их своею щетиной.
Он меня день за днём по частям покорял,
Отпирая замки и засовы.
Брал за крепостью крепость родной генерал,
Проникая мне в каждую пору.
Было в сердце когда-то моём пустота,
Но шагая по скользкой дороге,
Он продрался сквозь тернии прямо в уста,
И добился любви недотроги.
Не спеша пробирался мне в душу Андрей,
Покоряя невинное тело.
Постоянно рос градус любовных страстей,
И за день остывать не успело.
12 апреля 1942
Я проснуться никак не могла поутру,
И очнуться от сладких видений.
Целый день трепетала как лист на ветру,
Ожидая его с нетерпеньем.
Я от боли не чувствую губ до сих пор,
Поцелуй, вспоминая угрюмо.
Будто в них инквизитор развёл свой костёр,
В наказанье за грешные думы.
Расцветала в природе и сердце весна.
Свой очаг разжигали весталки.
Пред закатом на небо вкатилась луна
Воротился добытчик с рыбалки.
Он с уловом сачок разместил на полу,
Сеть сушиться легла на верёвку.
А потом сел на старую лавку в углу,
Чтобы снять сапоги и ветровку.
Я серьёзно решила: пора прекращать,
Игры в страсти – пустая затея.
Придушила желанье покинуть кровать,