Чтоб живот извергался вулканом.
Описать невозможно вулкан в животе,
Лава вмиг заполняет горнило.
Нету слов, чтобы всё написать на листе,
Нет такого пера и чернила.
Это сможет понять тот, кто сам испытал,
И сумел пережить ощущенье.
Налетает девятый неистовый вал,
На земле нет мощнее явленья.
О, мой Бог! Это был замечательный вал,
Было так баснословно приятно.
Он во внутрь меня словно змей проникал.
Уползал и вползал многократно.
Был как праздничный день каждый новый толчок,
Пол поплыл под ногами как льдина.
Пред глазами куда-то поплыл потолок,
Зашатался маяк как осина.
Я дышать не могла, всё сдавило в груди.
Мир трещал, словно тонкая кромка.
Словно огненный шар разрастался внутри,
И взорвался как бомба трёхтонка.
Нас как будто сдавил неизвестный магнит,
Сердце как барабан колотилось.
Мы, обнявшись с Андреем, слились в монолит,
Нас обоих оставили силы.
11 сентября 1942
Поутру на рыбалку собрался рыбак,
В сердце пели органные фуги.
Он меня целовал, покидая маяк,
Мы обнялись совсем как супруги.
Я осталась опять на хозяйстве одна,
Начинала бесцельно шататься.
Я насытилась чистой любовью сполна,
И решила немного прибраться.
Я вчера не увидела алый цветок.
Мы для близости нежной созрели.
А сегодня пурпурный лежал лепесток
Поутру на измятой постели.
Это было похоже на сказочный сон,
Честь свою подарила Андрею.
Я вчера вместе с ним перешла Рубикон,
И ни капли о том не жалею.
Наконец захотелось покинуть маяк,
Но решила с Андреем не спорить.
И когда он ушёл, как заправский моряк,
Окунулась в холодное море.
Я купалась, резвясь, как в былые года,
Вылизать из воды не хотела.
Омывало холодного моря вода
Обновлённое женское тело.
Если б кто-то на моле стоял в этот миг,
Наблюдал бы такую картину:
Под прожорливых чаек восторженный крик,
Выходила из моря Ундина.
Осторожно ступала она по песку,
Босиком, абсолютно нагая.
Не спеша, приближалась она к маяку,
Красотою своей ослепляя.
Бог прекрасней создать ничего не сумел,
Хоть веками старается мастер,
Согреваемых ласковым солнышком тел
Юных дам, озаряемых счастьем.
Не придумал никто эталон красоты.
Сколько перьев сломали поэты,
Безуспешно пытаясь достичь высоты
В описании прелестей этих.
12 сентября 1942
Не спеша, приближался ко мне Парадиз,
У других всё случается сразу.
После свадьбы обычно кончается жизнь
У девчонок, по их же рассказам.
Про кошмар первой ночи обычно молчат,
Только часто и грустно вздыхают.
Вспоминаю истории разных девчат:
Лаймы, Марты, Наташки и Фаи.
Начинается всё, словно в сказочном сне:
Эйфория и белое платье.
Завершает всё нагишом на спине,
Боль внизу живота, скрип кровати.
После этого слышится храп жениха,
Всё не так как в любовных романах,
Но не пишут о стирке следов от греха.
Книжки – это вершина обмана.
Вроде так же случилось у нас с рыбаком,
Тоже пятна – следы этой ночи.
Только сердце смогла успокоить с трудом,
У меня всё не так, как у прочих.
Как хотела бы я повторить эту ночь,
И об этом твержу не краснея.
Я согласна на боль, и была бы не прочь,
Снова чувствовать тело Андрея.
Я узнала, что есть на земле чудеса,
И познала людскую природу.
То, что сжалось у многих в четыре часа,
Растянулось на долгих пол года.
Я спокойна была, как вода из пруда,
Сердце было в медовых оковах.
Я совсем не такая, как была тогда,
И на многое стала готова.
Как удалось ему растопить этот лёд?
Я была холодна как статуя.
А теперь на устах у меня сладкий мёд
От горячих его поцелуев.
Не бывало на свете девиц холодней,
И казалось: уже не растаю.
Но всего пару сотен насыщенных дней
И теперь я девица другая.
От меня, при желании можно зажечь
Папиросу, костёр или свечи.
Я горячая стала как русская печь,
Или даже как дюжина свечек.
Целый день, после ночи волшебной любви,
Я хожу под её впечатленьем.
А внутри у меня всё кипит и горит,
Как облитое маслом полено.
Опускается тьма и любимый рыбак,
Появляется, пахнущий рыбой.
В райский сад по ночам превращает маяк,
Надо мной, нависая, как глыба.
13 сентября 1942