Как искрящийся охрой священный опал,
Сделав жизнь мою сладко-медовой.
Было нечто сакральное – губы в меду,
Слаще нету на свете помады.
Я семнадцати лет побывала в аду,
И медовый Эдем мне награда.
Не напрасно медовым назвали тот срок,
Первый месяц в объятьях любимых.
В неизвестную жизнь осторожный шажок,
Ощущений ни с чем не сравнимых.
А когда мы с Андреем сомкнули уста,
Сладкий мёд перебрался на щёки.
А потом оказался на теле в местах
От пытливого взора далёких.
Ничего для него недоступного нет,
Путь к блаженству не знает запретов.
Он твердил, что я слаще тортов и конфет.
Пусть он съест, я согласна на это.
А потом он наполнил корыто водой,
И меня, обнажив как младенца,
Отмывал как в холодной купели святой,
И растёр до красна полотенцем.
Так шагнула очищенной я в Новый год,
Но грядущее нам не ведомо.
Очень хочется знать, что он мне принесёт,
Я лечу в неизвестности омут.
Год прошедший начался со смерти отца,
Домогательств нахального Фрица.
А в итоге замужество, хоть без венца.
Я от счастья летаю как птица.
11 октября 1942
Раньше срока сегодня вернулся Андрей,
Я не чуяла запах улова.
Он с огромной коробкой стоял у дверей,
Я его него не видала такого.
Он достал из коробки прибор небольшой.
Это «Дзинтарс», его я узнала.
До войны у отца был приёмник такой,
Я его по субботам включала.
В будни папа и сам мог включать аппарат,
Чтобы слушать про новости света.
А в субботу отец, соблюдая шаббат,
Поручал мне занятие это.
Моментально настроила гетеродин,
Стала музыку разную слушать.
Регулятор застыл на отметке – «Берлин»,
Голос Фюрера резал мне уши.
Он кричал, что захватят вот-вот Сталинград,
Что для Вермахта нету преграды.
Что отряды отважных немецких солдат
Захватили завод «Баррикада».
Самолёты Люфтваффе летают над ним, -
Объявлял этот лающий голос.
Неужели и правда советский режим
Скоро рухнет как глиняный колосс?
Неужели мне вечно сидеть взаперти,
И забыть запах белого хлеба?
И не будет мне в жизни иного пути,
Не увидеть лазурного неба.
29 ноября 1942
Очень долго не брала я в руки тетрадь
Где пишу впечатления лично.
Я не в силах словами восторг описать.
Даже счастье бывает привычно.
Нет на свете цепочки из праздничных дней,
Так нигде никогда не бывало.
Ежедневно куда-то уходит Андрей,
И приходит под вечер усталый.
Это я от безделья слоняюсь весь день,
А ему за уловом гоняться.
Но сегодня не очень-то будничный день.
День Рождения – мне восемнадцать.
Сообщить эту новость сдержалась едва,
И не стала рассказывать мужу.
Как хозяйка семьи засучу рукава
И состряпаю праздничный ужин.
В каждой женщине, видно, живёт кулинар.
Мать готовить меня не учила.
Но суровые будни заставили дар
Проявиться на полную силу.
Мать сама не готовила, были у нас
Две кухарки: Сусанна и Анна.
Я любила смотреть как на кухне сибас
Фарширует толстуха Сусанна.
Под рукой оказались судак и лосось,
Я сегодня лениться не буду.
Нож мелькает в руке, я надеюсь – авось
Выйдет «фиш», очень вкусное блюдо.
Соблюдая кашрут, иудейский закон,
Шов на рыбе стянула потуже.
Представляю, как будет Андрей удивлён.
Ждёт нас радостный праздничный ужин.
30 ноября 1942
Вспоминаю, как было вчера хорошо.
Ждала я с нетерпением вечер.
Но Андрей не с пустыми руками пришёл,
И вручил мне в подарок колечко.
У меня было много когда-то колец,
И немало других украшений.
Больше всех я ценила кулон, что отец
Мне повесил когда-то на шею.
Все их Фридрих похитил – разбойник и тать,
Отправляя меня на расправу.
А кулон негодяй поленился снимать,
И рванул, след оставив кровавый.
Безразличен мне блеск драгоценных камней,
Бриллианты меня не тревожат.
Но кольцо, что сегодня надел мне Андрей
Для меня всех алмазов дороже.
Разбираться умела когда-то в камнях,
И, конечно, увидела сразу,
Подержав лишь минуту колечко в руках,
Что в него были вправлены стразы.
Не хотела Андрею об этом сказать,
И испортить ему настроенье.
С благодарностью стала его целовать,
Выставляя на стол угощенья.
Что поделать, не подлинно всё у меня.
И свобода и брак не законны.