Взорвать бомбу во время праздника…
— Спасибо за откровенность, — сказал я, и слегка поклонился, вставая с кресла. — Теперь всё стало гораздо яснее.
— Мы всегда открыты для тебя, — заверил настоятель. — Ты можешь задавать любые вопросы и быть уверен: мы всегда скажем тебе правду. Как твоя голова?
— Почти не болит. Я, пожалуй, пойду к себе в комнату.
Я вышел во двор секты и только сейчас понял, что уже наступила ночь.
Воздух был прохладным. Луна висела низко над горизонтом, её тусклый свет с трудом пробивался сквозь облака.
Я стоял, не двигаясь, глядя в пустоту. В голове шумело. Слова настоятеля и мастера Линя всё ещё звучали эхом, разрывая мои мысли на части.
Что чувствую? Гнев? Разочарование? Боль? Наверное, всего понемногу. Чувства перемешались в неразбериху, запутанный клубок эмоций.
Наконец я заставил себя двинуться. Медленно, словно во сне, я направился к своей комнате. Закрыл за собой дверь, бросил одежду на пол и встал под душ. Холодная вода обрушилась на меня, пробивая кожу ледяными иглами. Я стоял под этим потоком, пытаясь очиститься не только физически, но и морально. Но вода не могла смыть того, что засело внутри меня.
Сейчас бы не помешал небольшой разговор с Лиссой, а потом — ночь с ней же.
Вот только и этого у меня сейчас не было.
На следующий день занятия отменили. Весь внутренний двор секты был заполнен людьми. Ученики и мастера собрались вокруг огромного костра, сложенного из толстых бревен. На вершине этого костра бился привязанный к столбу недзуми. Он бессмысленно рычал, пытался вырваться и не мог. В глазах громадной крысы я не видел ни проблеска сознания. Ян Стап умер вчера, это лишь тело.
Настоятель долго перечислял грехи недзуми, говорил о том, что на самом деле сказки имеют свойство оживать. Предупреждал, что человечеству имеет смысл надеяться только на себя и нужно давать отпор общему врагу, но не уточнил, что иногда одни части человечества подкидывают своим собратьям бомбы с «пепельной лихорадкой».
Наконец факел полетел в доски костра. Как по мне, проще было поджечь дрова огненной техникой, но настоятель предпочел зрелищность. Огонь мгновенно охватил сухие бревна и тело крысы. Пламя взвилось в небо, озаряя лица собравшихся.
Это было отвратительное зрелище — недзуми визжал, ревел. Секта превратила смерть Ян Стапа в урок.
А потом начались проверки и аресты.
Комментарий дня:
Глава 13
Всю ночь я провел в медитации, методично избавляясь от осколков чужого сознания, которые прихватил вместе с воспоминаниями и навыками недзуми.
Странный, болезненный процесс — ковыряться в собственном разуме, выискивая чуждые занозы. Чужеродных эмоций оказалось не так уж много, но каждая из них была пропитана чем-то неприятным. К счастью, мой разум стал крепче: сейчас я быстрее находил чужие привычки, эмоции и установки, чем раньше. Да и полученный навык помогал мне в этом: я быстрее находил наследие Ян Стапа и быстрее избавлялся от него.
Работать со своей памятью пришлось долго. И если первый час я просто искал воспоминания, погрузившись в медитацию, то потом мне это наскучило.
Тогда я представил свой разум как огромную библиотеку с полками из черного дерева, что тянулись вверх и вдаль, теряясь в темноте. В каждой книге — воспоминания, мысли, чувства. Но среди них были те, что до недавнего времени не принадлежали мне. Отдельная полка со старыми и потрепанными томами в обложках из грубой кожи, на которых отпечатались следы когтей.
Я брал их одну за другой. Открывал, листал страницы и среди полезной памяти замечал и вымарывал чужие эмоции, чужие мысли.
В основном находил густую ненависть к «жалким людишкам», презрение к нашей слабости, отвращение к нашим страхам. На этих страницах была запечатлена извращенная радость от ощущения власти над другими, удовольствие от унижения тех, кто слабее. То, чего я надеюсь никогда не испытать и не сделать частью своей личности.
Чтобы избавиться от этого, я представлял каждую эмоцию как чернильное пятно на страницах книги и выжигал их ярким белым светом. Чернила испарялись, оставляя за собой пустоту. Иногда это было легко — ненависть и презрение уходили почти без сопротивления. Иногда приходилось бороться: некоторые эмоции, слишком тесно связанные с воспоминаниями, цеплялись за меня, как липкая паутина, и я буквально выдирал их из своего сознания. Иногда с какой-то другой информацией.
Но самым сложным оказалось избавиться от центральной установки недзуми: «Кто сильнее, тот и прав». Это убеждение было размазано абсолютно по всем воспоминаниям. Оно пронизывало каждый осколок памяти, каждую мысль и каждое чувство, каждый абзац в этих книгах.