— Расскажите о «Веке Позора», когда алхимики и зельевары ставили опыты на людях. Говорят, именно тогда был создан Дом Крайслеров, чтобы положить конец этим ужасам.
Старик рассмеялся — низко и глухо.
— Дом Крайслеров… Ах, благородные защитники морали и порядка! На самом деле всё было несколько иначе. Основатели Дома Крайслеров — это те самые великие алхимики из прошлого, самые жестокие и безнравственные из них.
Я нахмурился.
— Говорят, что тогдашний король создал Дом, чтобы алхимики прекратили бесчеловечные эксперименты.
— Нет, юноша, — ответил старик серьёзно. — Они просто сделали их частью системы. Всё идёт так же, как раньше, только с одобрения королевства. Людей продолжают использовать для опытов, только теперь это скрывают за красивыми словами и понятными законами. Опыты ставят над преступниками, над пойманными за зельеварением крестьянами и над теми, кто не устроил Крайслеров.
Я едко хмыкнул. Всё это звучало неправильно, но в то же время слишком правдоподобно.
— Ну что ж… есть ещё вопросы?
Костёр потрескивал, отблески огня играли, делая глубже морщины старика. Я долго собирался с мыслями, прежде чем решился задать вопрос, крутившийся у меня в голове уже несколько минут.
— Вы обладаете силой, которая могла бы изменить многое, — начал я осторожно. — Почему вы не помогаете людям? С вашей мощью вы могли бы сдерживать тварей на границе с Дикими землями. Вы могли бы спасти столько жизней.
Старик глухо расхохотался.
— Мир велик, юноша, и каждое действие имеет последствия. Ты думаешь, что помощь всегда приносит только добро, и вся сила должна быть использована? — Он повертел головой, осматриваясь, и продолжил. — Вот, например, в трёхстах метрах отсюда в земле покоится проклятый меч, захороненный с прошлым владельцем. Меч почти потратил всю вложенную в артефакт силу, но всё ещё шепчет, молит о новом владельце. Я мог бы достать его и вручить тебе. Этот меч принёс бы тебе силу, но вместе с ней пришли бы и проклятия. Возможно, ты стал бы сильнее, но мир вокруг тебя начал бы рушиться. Каждое твоё действие повлекло бы за собой последствия для других.
Помолчали. Старик задумчиво смотрел на багровеющие ветки догорающего костра.
— Можно дать муравьям сахара, можно уничтожить другой муравейник, с которым они воюют, — задумчиво сказал он. — Но сделает ли это мир муравьев лучше, или просто создаст другие проблемы, которые повлекут за собой новые?
— А если муравьи стоят на грани вымирания? — перебил я его. — Разве тогда не стоит вмешаться?
— Мир видел практиков гораздо сильнее меня. Кто стремится изменить мир, скоропостижно умирают. Я же стою в стороне и смотрю, как мимо меня текут годы.
— Но человечество может умереть, — повторил я. — Разве это вас не волнует?
Старик покачал головой.
— Человечество не вымрет, — сказал он спокойно. — Люди — живучие твари. Если перемрут все в Руанском королевстве, останутся другие. На другой стороне мира есть горные аулы и пещеры, где живут другие люди с другими традициями. Они не касаются Ци и убивают своих детей, если те достигают первой стадии закалки и становятся практиками. Они сражаются с сильными тварями безо всякой магии или силы. Есть люди, которые ушли под землю и приспособились к жизни там. Их внешность изменилась, они стали другими, они могут разговаривать с камнем и приказывать скалам, но пока они всё ещё остаются людьми. По миру рассыпано множество муравейников, юноша. И я думаю, что муравьи сами должны выбирать, как жить.
Он замолчал на мгновение, оскалился крупными желтыми зубами.
— К тому же твой муравейник охраняет сильнейший практик, парень. Если дела станут плохи, если монстры дойдут до Гуань-ди, практик стадии божественности очнется.
Я смотрел на него в недоумении. Практик огромной силы мог помочь многим, но вместо этого он просто сидел у костра и философствовал о муравьях.
— Еще неизвестно, как себя поведет Гуань-ди, — сказал я. — Может, лучше, чтобы бог спал.
Старик кивнул, что не добавило мне спокойствия.
— Почему вы вышли к моему костру? — спросил я наконец. — Ни за что не поверю, что так совпало, что именно ко мне вышел практик столь высокого ранга.
Старик улыбнулся.
— Я предпочитаю не вмешиваться в дела государств или народов. Но есть кое-что, чего я не терплю и стараюсь уничтожать.
Его голос стал холодным и жёстким. По моей спине пробежала волна мурашек. Я уже знал, что он скажет.
— Я говорю о людях, которые получили силу из табличек.
Я напрягся и приготовился потянуться к печати.
Старик заметил мою реакцию и слегка усмехнулся.