— Какого общества?
— Нашего демократического,- кричал уже Волков,- плотина нужнее и она будет построена. Все иди отсюда, у меня разболелась голова от твоих бредней, иди, иди,- и он выставил Матвея за дверь.
Матвей шел по улицам Тогура и психовал, он знал, что ничего не сможет сделать, но не мог не пойти, не сказать Петровичу, предупредить, а его, как собаку выставили за дверь. «Все, — сказал он сам себе, — больше этим не занимаюсь!» Если бы он знал, что демократическая стройка растянется почти на тринадцать лет и завод будет запущен лишь в 2004—м году и что после этого произойдет. Он бы попытался еще, и не раз. Но он не знал. Голова болела, он шел домой спать.
IV
Костя уже двенадцать лет не был в деревне. И вот по стечению обстоятельств был куплен билет и Костик примчался к бабушке в Тогур.
Стояло знойное лето, большая редкость для северной Сибири, и все вокруг жило лишь одной мечтой, мечтой о воде. Пыль на дорогах стояла столбом. И вот на одной из таких дорог из маленькой дребезжащей рейсовой «Газели» вышел Костя и… ошалел. Казалось, что за двенадцать лет мир перевернулся вверх ногами: везде, где когда-то были роскошные поляны, теперь росли кусты и деревья. С трудом отыскав среди них тропинку Костик пошел в деревню
Он знал, что вся деревня сейчас на реке, встречает коров, и, решив сделать бабушке сюрприз, Костя свернул к Анге.
С горы он наконец увидел то, что оставалось в его памяти с детства: зеленый гладкий, точно шелковый, луг, уходящий в даль, полоска серебрящейся в лучах солнца реки, берег усыпанный народом, за рекой сверкающий зеленью лес, и, надо всем этим праздником природы: солнце, медленно садившееся за деревья.
— Ну вот я и дома,- сказал Костик и побежал к реке
И он летел упоенный блаженством счастья созерцать все это великолепие, близкое его сердцу.
Еще на подходе к реке Костя понял, что коров еще не было, и потому быстро стал искать бабушку, попутно здороваясь со всеми подряд, но естественно, что мало кто мог его вспомнить. Наконец, поздоровавшись со всеми по третьему разу, он понял, что бабушки среди них нет.
«Видимо еще не пришла», — подумал Костя и присел на лодку…
Его неожиданно кто-то схватил за плечо так резко, что он аж вскочил и закричал. Это оказался старик. Он нисколько не изменился за двенадцать лет: все те же молодые глаза и странная улыбка.
— Здравствуйте, — сказал Костя.
— Помнишь? — спросил старик.
— Помню, — ответил Костя и обнял старика крепко. Тут его окликнули, он сказал старику: «Я сейчас!»,- и отошел.
— С кем это ты говорил,- спросил малый лет восемнадцати, Паша Митрохин
— Ну ты даешь! — удивился Костя, — с Пал Палычем.
— Не знаю я никакого Пал Палыча,- настаивал Паша.
— Дак ты ж всю жизнь здесь живешь, и что Пал Палыча не знаешь? — спросил Костя и повернулся в сторону старика, старика не было,- Но…, он же был…
— Да не было там никого,- настаивал Митрохин, и добавил,- а бабушку свою не жди, иди домой скорей, она сегодня тебя ждала, и потому корову не выгоняла.
Ошарашенный произошедшим, Костик пошел в деревню. Бабушка Антонина Васильевна сама вышла его встречать на улицу. За год, который они не виделись, после того как она гостила у них в городе, она сильно постарела. Что-то было особое в её старческих глазах, что-то вечное и верное.
— Ну здравствуй, внучек.
— Здравствуй, баба.
Бабушка повела его в дом:
— Вот здесь будешь спать, а здесь раскладывай свои вещи.
— Баб, я сейчас на реке был…,- начал было Костик.
— А что это ты там делал?
— Ну, думал, что ты за коровой пойдешь.
— А, ну конечно, понятно.
— Баб, а что стало с тем стариком, который меня с Буренкой с озер вывел?
— С пал Палычем — то?
— Да…
— Дак умер он двенадцать лет назад, как ты уехал, так он дней через девять и умер.
— Я видел его сегодня на реке,- сказал Костя.
— Да не может быть, померещилось.
— Не знаю, не знаю, может и померещилось, но как-то уж все было очень по настоящему, особенно его вечное «Помнишь».
— Да…,- только и смогла выговорить бабушка и пошла собирать внуку на стол поесть после долгой дороги.
Дни летели за днями, по-летнему беззаботно и весело, и к разговору о старике больше не возвращались. По-деревенски безмятежно просыпался он поутру, потягивался, и шлепая голыми ногами по деревянному полу подходил к холодильнику, доставал банку ледяного молока, надоенного бабушкой вчера, и пил пока не насытится. Вечером же когда жара начинала спадать и солнце уже не так пекло, как в полдень, а лишь щадящее дарило свои теплые лучики, с ордой деревенских мальчишек бегал он купаться на Ангу.