— Я не наркоманка, — отчеканиваю каждое слово.
Доктор смотрит внимательно, словно сканирует, норовя уличить во лжи. Я выдерживаю и этот взгляд. Ничего у него не выйдет, потому что сейчас я честна, как горный хрусталь.
— Тогда как ты объяснишь наличие в твоей крови метилфенилпропанамина? — выдает он на одном дыхании, словно цитирует учебник по химии. Смотрю на него во все глаза, даже не пытаясь скрыть изумление. — Если по-простому — метамфитамин? Чистый, без красителей и других примесей, — продолжает доктор.
Так вот значит, чем напичкал меня Удав. «Льдом». Никакой фантазии. Хотя странно, откуда у него такой дорогой товар. Насколько я знаю, чистым «льдом» Удав не балуется, он предпочитает кокаин или «герыч», на который подсадил и моего брата. А вот Алексей Николаевич смотрит еще пристальнее, оценивая реакцию.
— И дорогой, — добавляю я. — Но я понятия не имею, как эта дрянь оказалась в моей крови.
— Врешь, — констатирует доктор. — Но это твое дело. Выпытывать у тебя ничего не буду. Это работа других специалистов. Твой отец вон как настырно желает забрать тебя отсюда. Главный уже и направление выписал в одну очень хорошую психиатрическую клинику.
— Значит, ничего выпытывать не будете, да? — усмехаюсь понимающе. Ясно, как белый день, к чему этот доктор клонит. Вот только зачем ему знать, где я получила дозу? Алексей Николаевич дергает плечом, не торопясь откровенничать. — Что вы от меня хотите?
— Имя, Ася, — вмиг подобравшись, словно готовящийся к нападению хищник, — всего лишь имя того, кто тебя траванул. А я тебе гарантирую, что в психушку тебя точно никто не упечет.
— С чего такая забота?
Не верю я в благородных рыцарей и принцев на белых лошадях. Наши принцы сплошь и рядом на игле торчат, а с благородством я еще в детстве завязала, когда из-за спасенной мной от насмешек класса девчонки-изгоя, меня вытурили из элитной школы за аморальное поведение. Тогда я уяснила одно: всему в этой жизни есть своя цена. И нынешнему предложению доктора.
— Потому что я вижу, что ты нормальная девочка. И психушка явно не рухнет без твоего в ней присутствия. Такой ответ тебя устроит?
Нет, но вряд ли кто-то даст мне другой. Зато вот сейчас я могу избавиться от Удава лишь одним словом. И он больше никогда меня и пальцем не тронет. И я почти готова сдать его с потрохами, но перед глазами всплывает перекошенное мукой лицо брата. Нет. Нельзя. Без Удава Вадька сдохнет в грязной подворотне, а я не могу этого позволить. Не могу.
Делаю глубокий вдох и на выдохе говорю то, что немало изумляет Алексея Николаевича.
— Мои таблетки были. Купила в клубе неделю назад. У кого – не помню. Название клуба тоже.
— И зачем купила, хорошая девочка из богатой семьи? — с неприкрытой насмешкой. Он хоть и удивлен, но не верит мне, по глазам вижу и легкой полуулыбке.
— А кто вам сказал, что я хорошая?
Глава 3 Тим.
Тимур стоит у окна, вертя в пальцах зажигалку. Чиркает колесиком, высекая из металлического нутра рыжий огонек. Снова и снова. Перчатки на кончиках пальцах слегка оплавились, потому что важно затушить огонь пальцем. Прижать, придавить, приручить. А потом отпустить, даря запертому в зажигалке огню мнимую свободу.
— Ты… — злой голос за спиной делает то, что не удается пляшущему язычку пламени — накрывает неудержимой лавиной прошлого, погребая под собой остатки самообладания, которым Тимур и так похвастаться сегодня не в состоянии. А все эта Русалка. Свалилась же ему под колеса.
От мыслей о рыжеволосой девчонке с солнечными глазами что-то внутри дергается, словно в конвульсиях. Больно. Муторно. Раздражающе.
Кто-то резко сжимает его плечо. Интуиция срабатывает мгновенно. Движения, доведенные до автоматизма. Сжать запястье, вывернуть до хруста кости.
— Ублюдок, — выдыхает Гурин, уткнувшийся мордой в стекло. — Не смей приближаться к моей семье, — рычит.
Тимур выпускает его руку и несколько секунд смотрит на перчатку, прикидывая, как скоро он сможет ее снять. Почему-то противно, хотя Тимур чистоплюем никогда не был.
— Семье, — протягивает медленно, словно пробует это слово на вкус. Растягивая время и усмиряя скрутившую в узел ярость. С какой легкостью он бы размазал этого сукина сына по стеклу. И никто не помешал бы. Гурин даже опомниться не успел бы, как уже был бы трупом. И возможностей таких не счесть. Судьба словно измывалась над Тимуром, подкидывая ему раз разом прекрасные шансы отправить Гурина в ад, где его уже давно заждались. Останавливало одно: предвкушение. Сладость от скорой мести, которая хуже смерти.