5. Школа номер 2
Польская школа была создана в Самарканде Городским отделом народного образования (Гороно) и по инициативе некоторых польскоговорящих «беженцев». Гороно было обязано по закону обеспечить всеобщее и бесплатное образование населению города, оказыва я особое внимание «новоэвакуированным», которые должны были (по мере возможности) обучаться на родном языке. Задача была не из простых, и было ясно, что и сами чиновники Гороно не очень верили в ее полное осуществление. Поэтому многое зависело от самих заинтересованных групп. Особенно активными оказались «поляки», то есть бывшие польские граждане, которые прибыли в Самарканд после освобождения из заключения или специальной переселенческой программы, принятой после нападения Германии на Советский Союз в июне 1941 года, а также те, кто бежал с территорий, занятых германскими войсками в 1939 году. Элементом общности этой группы был польский язык, что определило упорное усилие создать польскую школу для обучения молодого поколения и установить важнейший фокус взаимодействия и единства этой группы.
В целях удовлетворения материальных нужд, необходимых для выполнения такого проекта, Гороно нашло и передало группе активистов полуразрушенное здание бывшей узбекской школы № 2 — этот номер и перешел к новосозданной польской школе. Гороно также утвердило смету для покрытия расходов на оплату преподавательского состава школы. Нашлись три профессиональные учительницы-лингвистки: две по польскому языку и одна по русскому. Обучение всему остальному (включая английский язык) переняли «любители», то есть люди без какой-либо педагогической подготовки или доказанного знания дисциплины. Они приходили из смежных профессий, предложив себя на роли преподавателей. Причины этого самоотбора были разными, но в основном это был результат тяжелых условий, как экономических, так и общечеловеческих, в которые попало большинство из них. Физику и математику преподавали инженеры, химию — аптекарь, биологию — медсестра, историю — адвокат с особо широким кругозором и т. д. Со временем нашелся также учитель, готовый преподавать английский язык, который обрел знание его главным образом как турист, в предвоенное время путешествовавший по англосаксонским странам.
Профессиональное педагогическое образование заменяли у наших учителей общая интеллигентность и необыкновенно высокий уровень преданности школе. Преподавателей удерживала в школе не только и не в главном зарплата. Трудности жизни превратили школу для многих учителей и учеников в «точку света» и цивилизованных человеческих отношений, которых так не хватало людям, вырванным войной из привычной им среды образованных средних классов. Вокруг них царило общее недоедание, неуверенность в будущем и предчувствие, что «возможно, будет еще хуже», что нечто страшное может произойти ежеминутно с тобой и твоей семьей. Как учителя, так и ученики жили во враждебном мире чужих людей, чужих цветов, чужих запахов, чужих языков, чужих лиц и чужих одежд. Школа была тем единственным местом, которое они понимали, где они были «своими» и которое были готовы защищать как могли.
Первым делом мы — как ученики, так и учителя — накинулись на полуразрушенное здание. Общими усилиями покрыли крышу, исправили двери и окна, нашли мебель. Мне хорошо помнятся дни, которые я провел перекрывая крышу под порывами ветра и дождем. Через окна здания летели камни и кирпичи: местное население не очень-то жаловало чужаков. Когда становилось невмоготу, парни по команде выбегали из здания и кидались на обидчиков — наши кулаки были последней линией обороны территории. Также мы приносили в школу все, что удавалось найти и чего недоставало: предметы мебели, книги, столярные материалы и даже деньги. Отопления не было, а в Самарканде зимы холодные, и каждую четверть часа учителя поднимали свои классы — мы стучали ногами об пол, чтобы разогреться. Но приходили все и всегда, даже больные.
Внутри классов были четко распределены дополнительные обязанности «консультантов» по математике, физике и т. д. Лучшие ученики помогали доучиваться тем, кто был слабее или же пропустил особенно длинный период учебы. Наши спортсмены вкладывали также много сил в то, чтобы подтянуть отстающих, и, когда на обязательном первомайском параде всех школ мы медленно чеканили шаг под дробь наших барабанов под красным советским, но также польским красно-белым знаменами, нас провожал вдоль улиц уважительный шепот: «Поляки идут!» Школа № 2 стала для нас не просто местом обучения, а школой жизни и самоорганизации, линией обороны того, что было «нашим» в чуждом нам мире.