Что такое равновесие сил, понятно, — это возможность уничтожить друг друга, и с этим дело обстоит совсем неплохо. Но что такое сотрудничество с различными национальными группами? Какое и с какими? Если, как я полагаю, национализм рождается из ощущения беззащитности и мизерности, то наиболее почтительные и миролюбивые жесты, вопреки привычной практике, следует адресовать не сильным, а слабым, ибо именно слабость провоцирует гиперкомпенсацию националистического психоза. Правда, осуществлять столь рациональную политику способны только те, кто сам психоза избежал…
Но, поскольку нашу экзистенциальную защиту разрушает не столько ненависть к нам, сколько пренебрежение, то сегодня, когда Россия снова внушает страх, у нее возрастают и шансы вернуться к рациональности. А вот для малых народов закрыт и этот путь ослабления националистического психоза: чтобы ощущать себя творцами истории на силовом поприще, им остается или подзуживать сильных друг против друга, или искать самоутверждения на поприщах творческих, о чем они пока что не догадываются. Националистов никакие поприща, кроме борьбы за власть («независимость»), не интересуют, но творцы способны переманить у них какую-то часть публики, если сотворят нечто настолько масштабное, что это уже обретет признаки исторической субъектности, — прорвутся в космос, победят на Олимпиаде, получат Нобелевскую премию…
Однако творцы, похоже, еще никогда не считали себя самостоятельной силой. Националисты с их культом силы и власти уже давно объединились против творцов (хотя бы тем, что низводят их до службы своим примитивным целям) — почему бы наконец и творцам не объединиться против националистов? Выбросив лозунг в духе Велимира Хлебникова: «Творяне всех стран, соединяйтесь!»
Если уж не всех стран, то, по крайней мере, тех, что наиболее остро нуждаются в исторической значительности.
Экзистенциальная защита сильных и слабых народов — тех, кто обеспечивает мировое равновесие сил, и тех, кто на это равновесие почти не влияет, должна выстраиваться на совершенно разных принципах: у сильных на рациональности, у слабых на творчестве.
Хотя успехи на творческом поприще и сильным облегчают возможность не впадать в обидчивость и мстительность.
Марк Копелев
Война и мир
…Тотчас и подлетел этот трамвай, поворачивающий по новопроложенной линии с Ермолаевского на Бронную. Повернув и выйдя на прямую, он внезапно осветился изнутри электричеством, взвыл и наддал…
В феврале 2002 года на сцене Метрополитен-оперы состоялась премьера оперы «Война и мир». Даже те, кто с оперой Сергея Прокофьева не знаком, а только читал роман Толстого, понимают, что для театра, рискнувшего воплотить это действо на сцене, создать спектакль по такому грандиозному эпическому произведению — труд адовый. Зрелище почти на 4 часа. Большое количество эпизодов. Шестьдесят восемь (!) основных ролей. Балы, война, русские войска, французские войска, уланы и драгуны, гренадеры и кирасиры, гусары и казаки, фузилеры и вольтижеры, маркитанты, фуражиры, партизаны, горожане, ополченцы, хоры, балет, миманс и прочая, и прочая, и прочая… По сцене двигаются большие массы народа, сталкиваются, воюют, танцуют, убивают друг друга… И при этом еще и поют. Дурдом. Страшный сон для режиссера-постановщика. Лев Николаевич ворочается в гробу, потому как старик оперу не жаловал и обзывал всякими нехорошими словами.
«The New York Times» накануне премьеры сообщала:
На глубине трех этажей под Линкольн-центром русская армия учится маршировать!
В финальной сцене заняты 346 человек и лошадь!
Завербовано 160 безработных актеров! Заметьте — не приняты на работу — «to hire», не рекрутированы — «to recruit», а завербованы — «to enlist».
Наняты дополнительно костюмеры почти со всего Бродвея…
Под костюмерные занята подземная пожарная станция…
Как очевидец, свидетельствую, что все так и было — сам работал в этой бывшей пожарной станции, переоборудованной под костюмерную, и даже был там начальником. Это уже другая часть истории, из-за которой я, собственно, и взялся за перо и про которую расскажу чуть ниже.
Так вот, премьера. По сцене, которая представляет собой вращающийся купол, как бы половину земного шара, перемещаются туда-сюда эти самые 346 человек, также лошадь и 160 завербованных безработных актеров, которые работниками МЕТ не являются, а потому на огромной сцене этого театра ориентируются не слишком хорошо. Тем более что по куполу, очень, кстати, выразительному с точки зрения художественного замысла, двигаться весьма неудобно. Тем более в полутьме.