Радиация мысли (29 апреля 2015г.)
Внутри черепной коробки каждого отдельного человека кипят мысли. Тайное это варево просто так не обнаружишь. Его можно проявить, в случае, если делишься мыслями при разговоре или на письме. Только таким образом то, что кипит в голове, разливается по тарелкам и остывает на воздухе. Но только ли таким образом? С недавних пор меня это тревожит: только ли таким образом?
А вдруг мысли, даже не будучи высказанными или написанными, по образу и подобию радиации излучаются наружу? Точно так, как излучается что-то невидимое и опасное из-под неплотных стен ядерных могильников. То самое опасное, которое заставляет жужжать дозиметр и нервничать дозиметриста. То, что заставляет щитовидку разрастаться, а детей награждает уже при рождении всякими патологиями.
Сегодня я втиснулся в вагон метро и мой дозиметр тревожно зажужжал. Масса людей вокруг, и все о чем-то думают. Листают пальцами экраны, переворачивают страницы книг и газет, прислушиваются к тому, что наушники произносят у них в самой середине мозга. Ту-тух, ту-тух. (Это поезд под землей покачивается и мчится) Или просто едут, ничего не слушая и не читая, стоя или сидя, покачиваясь в такт поезду, часто — закрыв глаза. Ту-тух, ту-тух. Ту-тух, ту-тух. Но варево-то и в них кипит. И в их черепных коробках что-то смешивается и пузырится, остывает и кристаллизуется, потом опять закипает.
Мне кажется, что все мысли наши, спрятанные так глубоко и глазу совсем не видимые, на самом деле далеко не автономны. Они – личное дело каждого, потому что каждый думает, о чем хочет. Это с одной стороны. Это аксиома. Но с другой стороны я почти уверен, что мысли просачиваются сквозь кости черепа, минуют прически, преодолевают ткань разнообразных шапочек или тонкие корки лака для волос, и… Начинают летать вокруг, пахнуть, звенеть, стучаться о препятствия, как шар – о борт бильярдного стола. Да что там стены. Они начинают пытаться проникать в соседние черепные коробки, не спрашивая разрешения ни у того, к кому проникают, ни у того, из чьей головы вылетели.
— Эй, ты! О чем ты думаешь?
— Тебе какое дело?
— Вопрос резонный, но простите. Вы думаете что-то очень вонючее, я бы даже сказал – вонючее до неприличия, и я эту вонь чувствую. Не могли бы вы думать о чем-то хорошем. Кстати, простите, что начал разговор с «ты», а не «вы».
Такой диалог странно представить, и было бы еще более странно его услышать. Но я верю, верю, что из наших черепушек при плотно закрытом рте просачивается, убегает и проникает в чужие головы концентрат того, чем занят наш собственный ум. Иногда мысль брызжет еще из глаз, и тоже при закрытом рте. И даже не «иногда». Мысль из глаз брызжет, я бы сказал, постоянно, а если и не брызжет, то сочится, выползает или невзначай вываливается. Ну, как связка ключей из кармана. И если бы у нас таки был соответствующий дозиметр, то он бы жужжал постоянно, особенно в метро или троллейбусе. Особенно на стадионе или в очереди у билетной кассы.
Мой вот дозиметр жужжит сегодня в метро, и жужжит тревожно. Видно мысли у людей – не ахти! А ведь были же (я точно помню один или два раза), когда в метро было ехать так весело, пусть даже и среди тесноты. Было приятно смотреть на лица, неповторимые, обычные, особенные. Видно думали они тогда о чем-то тихом, или ни о чем. А сегодня… Страшно представить, что бы это было, если бы внутренний слух мой был способен слышать то, что проговаривается в душах попутчиков. Так бывает у людей, которым Бог дает страшный дар знания чужих душ. Я об этом читал. Тогда внутренний диалог любого человека с самим собой, обычно тайный и никому не ведомый, звучит в душе прозорливца. А ведь это еще тот диалог! И надо, зная эту мелкую и стыдную подноготную человека, любить его и помогать ему. Воистину, Господи, если Ты захочешь кого-то наказать, Ты можешь сделать его прозорливым.
Последите за собственными мыслями в течении дня. Весь день не получится, но хоть пару часов, хоть час. Час не получится – полчаса попробуйте. Я пробовал. Какой мусорник! Живущий на Небе, не смейся надо мной! Какой чердак хлама! Создавший меня, пощади меня! Какое Ирландское рагу, для которого Монморенси принес дохлую крысу! Да это же просто карманы Тома Сойера, в которых был и огрызок яблока, и перламутровый шарик, и перышко! И весь этот невидимый хлам, разжижаясь, сочится из меня к вам, а ваш – такой же – летит ко мне.
Вот почему мы устаем, даже когда не работаем. А вы думали, почему? Устаем, даже когда только-только проснулись. Поэты знают об этом. Поэты работают со словом, ловят мысли, устают от мыслей, перебирают мысли, как горох или гречку. Они поднимают мысли, как гири. Они вываривают в своем мозгу деликатесы для бумажных и уже теперь — электронных изданий. Поэтому они знают кое-что. Ходасевич был поэтом – Ходасевич знал об этом. Блок, тот тоже был поэтом – значит, тоже знал об этом. В общем, все, кто был поэтом – хоть чуть-чуть, но знал об этом.