Телефонный звонок: — Добрый вечер, батюшка! Спасибо вам большое за интересный рассказ и за то, что вы имеете такое терпение иногда выслушивать наши не очень умные вопросы. Мы не настолько образованы во всем этом. У меня вопрос. В книге Владимира Солоухина «Смех за левым плечом» он пишет, что один германский ученый высказал такую мысль. Технический и промышленный прогресс должен быть оплачен постоянно усиливающимся оскудением гуманного начала в человеке. Наука может уничтожить Луну, но она не может научить добру. Я поняла так, что у Моисея сначала было обучение, он изучал, как и вы говорили, всевозможные науки. Затем была встреча с Господом. Затем он уже сам обучал людей. Так вот если с современной жизнью сравнивать — как человеку определить где, на каком этапе своей жизни он может для себя переломить этот прогресс? Сейчас очень много людей занимается наукой, но наука бывает иногда безнравственной.
О. Андрей Ткачёв — Я понимаю вопрос. Но, видите, Моисей занимался наукой в то время, когда наука не бунтовала против Бога. Наука изучала то, что Бог создал, но сама не отрицала бытие Божие и не восставала на него. Наука нового времени, потом новейшего, вступила в противоречие с верой, т.е. вера и разум — каковы их соотношения? Или вера служит разуму, или разум служит вере, или вера противоположна разуму, или что-нибудь ещё.
Вот мы сейчас живем во времена, когда вера — это считается ерунда, главное — знание, разум и безбожная наука на безнравственных основаниях. Она, безусловно, опасна. Допустим, клятва Гиппократа в оригинале. Он пишет: я никогда не дам женщине абортивное средство. Я никогда не вступлю в половую связь с пациентом. Я никогда не узнаю тайну в доме пациента и не вынесу её наружу, т.е. там дается набор моральных качеств, которые ограничивают врача и ставят его в рамки порядочного человека.
У нас нет таких правил. Наши клятвы современного врача совершенно другие. Они дают абортивные средства, спят с пациентами, тайны могут выносить, куда угодно — на перекуре посмеяться. Это потому, что наука отвязалась от метафизики, от веры и всего святого. Понимаете, это касается так же и физики, химии. Какой химик, например, придумал бы использовать пары хлора для уничтожения людей, если бы он верил в Бога? Химик может открыть пары хлора и найти научный способ концентрировать их, загонять в твердую оболочку канистры, цистерны. Потом распылять под силой ветра на воюющую сторону. Это всё технически можно. Но если он верит в Бога, то он никогда этого не сделает. А сделать это можно, если только наука у тебя есть, а веры нет. Так вот, Моисей жил в те времена, когда наука и вера не воевали друг с другом. Наука и вера стали воевать друг с другом примерно с XV века. Обострение войны подошло где-то к веку XVIII, а уж совсем пик войны был XIX и XX век. Это век непримиримых противоречий между верой и наукой, когда вера говорит: не трогай это, а наука говорит: да плевать на то, что ты сказал, я вот сделаю. Я теперь могу, например, аборт делать на ранних или на поздних стадиях, когда хочу — тогда и сделаю. Вера говорит: не трогай это, это нельзя, это свято. А наука — нет ничего святого, есть только химия и физика. Это любовь — нет любви, есть только биология. Вера говорит: это тайна. Наука: нет тайны, есть только законы. Между верой и наукой существует очень яркое противоречие. Оно родилось в западном мире. Сначала в средние века, потом в эпоху Просвещения. Потом в ярком виде уже в XIX веке, в период немецкого прогресса и немецкого экономического идеализма, и т.д. Мы живем в свою эпоху, т.е. наша эпоха как бы болеет тысячью болезней. Ученые, кручёные, верченые — это как бы неважно. Если ты человек — у тебя должна быть совесть, а раз совесть есть — ты знаешь, что Господь жив, и ты перед Богом за всё ответишь. И не важно, кто ты — начальник лаборатории, командир химического подразделения или лаборант. У тебя должна быть совесть. Церковь по идее должна говорить всем: люди, что вам скажет наука? — это неважно. Наука вам скажет что-то холодное и безжизненное, чтобы вас расчленить на части. А Церковь всегда скажет теплое и живое, чтоб вы были живы. Нужно уравновесить науку и религию, а иначе наука будет человекоубийством. Так что у меня здесь нет никаких прямых советов и прямых ответов, потому что мы слишком далеко залезли. Нажми на кнопку — и нас всех нет. Вот и всё, о чем мы рассуждаем, о тех, кто будет на кнопку нажимать — им до лампочки наши с вами рассуждения о высоких материях. Но нужно понимать, что наука, не уравновешенная нравственностью — это человекоубийство. Если техника обогнала этику — это смерть человечества. Вот об этом мы говорим в пространстве наших передач. А кто нас слышит, мы не знаем. Дай Бог, чтобы те, от кого зависит.